Глубокое бурение [сборник] - страница 14
Если вы действительно хотите разобраться в происходящем и если даже никогда не будете вместе с моей дочерью, звоните, встретимся, поговорим, если смогу, то постараюсь ответить предельно откровенно на все ваши вопросы. Тогда есть хотя бы шанс построить достойные уважения человеческие отношения. Я, если честно, смертельно устала – мне нужен союзник, а не еще один оппонент, и у меня просто нет жизненных сил придумывать удобные для восприятия, корректные формулировки. Наша переписка мне напоминает процесс пинг-понга энергетическим говном. Вам плохо, ей плохо, мне, как вы понимаете, тоже несладко. Я вас ни о чем не прошу, ни в чем не обвиняю и ничего от вас не хочу. Я всего лишь предлагаю новую точку зрения на происходящее и эффективный способ разрыва стереотипии патологических сценариев построения отношений как в вашей жизни, так и в своей. Когда я писала про «зеркало», то в равной степени имела в виду как себя и дочь, так и вас. Это одна из очень редких возможностей для всех нас. Когда я с вами познакомилась, мне уже была понятна фабула сюжета, так сказать, классика жанра. Я искренне верю в то, что расстаться с иллюзиями можно, только прожив самостоятельно, дыша полной грудью, не ведая страха и упрека, именно поэтому не стала мешать естественному развитию событий, так как люблю дочь и уважаю ее выбор и чувства, уважаю право на ошибку и то, что все можно исправить. Короче, я открыта к диалогу.
«Открыта она к диалогу… Чувства дочери она уважает… А что же ты ее в психушку засунула в шестнадцать лет? Хотя в чем-то она права», – подумал он и все же решил ответить.
Он. Я никогда ее не обвинял ни в чем, иногда лишь позволял пошло шутить. Уверен, вы знаете, как это бывает. Понимаешь, что человек глумится, но что-то внутри говорит: «Надуйся!». У всех так бывает, и ваша дочь не исключение. Да вы и без меня ее знаете. По поводу «спасибо за урок», признаться, не понял, о чем вы. Ну а что касается всего остального, так я ни от чего не отказывался, она все бегает куда-то, причем практически без причины. Простите меня, правда, нет ни сил, ни желания что-то выяснять.
Что-то в нем закипело, махнул рюмаху и принялся писать следующее письмо.
Он. У меня тоже изнутри все рвет. Но, простите, первый шаг я и так во всех случаях делал, кроме одного, да и останавливал всегда. Не идеал, далеко не идеал, но и в тряпку тоже превращаться не буду. Ничего не раздражает в ней, ничего не надоедает, лишь умиляет и радует. Так вот, приходя с работы, я хочу лишь одного – радоваться ей, видеть ее улыбку, слушать ее, а она начинает что-то выяснять, как это было и в последний раз. Я говорю: «Остановись», она же в ответ: «Это ты успокойся» – и т. д. и т. п. Я пытаюсь сказать что-то не в тему, а она просто не слышит и говорит; я переспрашиваю, слышала ли она, что я сказал, она же отвечает, что ей это не нужно. Тут я и сорвался, сказал: «Иди ты на фиг». Все, развернулась и ушла, будто повода ждала. А сказал очень приятные слова, которые не захотела слышать. И пошла бродить, а я за ней как хвост, чтоб не обидел никто. Вы хотели пообщаться, вот вам история. Можно проявить и ко мне чуточку понимания и снисхождения, совсем немного, лишь иногда, – неужели я этого не заслуживаю? Это все я написал вам как человек, как мужчина, без каких-либо научных выводов и теорем. Из души вывалил. Решайте сами, что там да как, делайте свои выводы, лучше тоже человеческие и без профессиональных определений. Совсем немного сдержанности ей – и будет практически идеальная женщина, по крайней мере для меня, хотя можно и без этого. Больно, плохо и, конечно же, мне ее очень не хватает, но первый шаг не сделаю – уже делал, и не один раз. Помимо чувств, есть достоинство и гордость, да и нет тут моей вины. Убежала – ради бога, вернется – буду рад, но не после кого-то.
Анна Ивановна. Спасибо, что доверились. А сожалеть о чем-либо вообще не стоит. Разве можно жалеть о том, что любишь, что любим, что страсти рвут тебе душу и сердце? Вечно счастлив только идиот, и то эта «вечность» долго продолжаться не может – они, идиоты, быстро гибнут. Сожалея о чем-либо, люди обесценивают мгновения счастья, которые уже были пережиты, тем самым обесценивают счастье вообще как категорию жизни.