Гнев Земли - страница 2
Ефрейтор согласно кивнул головой, но не отступал:
– Я не только о погоде. Леса вокруг нас какие-то не такие, как везде…
– Лес как лес, сосны из древесины и смолы, шумят на ветру иголками.
Наильский встревожено блеснул белками глаз и, волнуясь, прошептал:
– Шумят, да будто кто стонет или злобно возмущается…
Старлей стремительно притянул водителя к себе и внимательно вгляделся в лицо его:
– А ты часом не пьян?
– Товарищ старший лейтенант, вы же знаете, я за два года службы ни-ни в этом смысле.
– Знаю, - отпустил ефрейтора Эсипов, - Чего замолчал, продолжай свои россказни до конца, раз уж завел разговор.
Наильский заставил двигатель проскрежетать и потом заговорил:
- – Леса тут мертвые: ни животных, ни птиц, даже комарье не кусает, а ведь речка рядом и болота. А вот, сколько ни были, всегда спиной чуешь, будто из леса этого за тобой следят, обернешься резко – никого, только, будто тень мелькнет или ветка хрустнет.
Эсипову стало не по себе, ведь с ним бывало то же самое во время каждой поездки. Обычно он приписывал ощущения усталости и нервному напряжению, а также разыгравшемуся воображению или фантазии. Оказывается, с другими происходили такие же странности.
– Ну-ну, - напускным тоном безразличия сказал старлей, но голос выдал едва уловимое волнение, - Еще есть факты о местной дяволиаде?
Ефрейтор смутился, но ответил:
– После каждой поездки чувствую себя выжатым лимоном: голова, будто ватой набита, координация нарушена, тело все ломит и выворачивает, к еде охоту напрочь отбивает, перед глазами вспышки цветные.
Эсипов и тут неприятно удивился: его водитель точь-в-точь описал состояние, какое бывает с ним неделю после подобных командировок. Но тут никакой мистики – все дело в перевозимом грузе, эти нашпигованные всякой дрянью бочки здорово лупили по здоровью, изрядно его подрывая. Однако об этом говорить было строго запрещено.
– А помните случай с Евдохимовым? – прервал вопросом размышления офицера водитель. Эсипов молча кивнул.
Случай прогремел тогда на весь округ, но в официальные источники информация не поступила. Восемь месяцев назад в двух километрах от нынешней вынужденной остановки сержант срочной службы без всяких причин выхватил у майора, начальника колонны, табельный пистолет и двумя выстрелами в упор застрелил находящегося рядом сослуживца. Майор попытался обезвредить стрелявшего, но сам был смертельно ранен.
На этом инцидент не был исчерпан. Обезумевший сержант дико заорал и помчался в сторону леса. На окраине его он остановился и начал палить себе под ноги, истошно визжа: «Прочь, прочь! Отстань от меня! Пошла вон!». Израсходовав всю обойму, Евдохимов выбросил пистолет и скрылся в чаще.
Через неделю изнурительных поисков убийцу нашли в двух километрах от места происшествия, хотя всю округу обшарили в первый же день и очень тщательно. Невидимый зверь или непонятная сила буквально разорвала сержанта на части. Голова и ноги валялись в яме, туловище без позвоночника висело на соседних кустах, руки был вкопаны в землю по самые кисти.
Эсипову все это рассказал знакомый прапорщик, который первым с двумя солдатами набрел на место трагедии. Следствие вела не военная прокуратура, а КГБ, через две недели все было завершено. Официальная версия всех смертей – несчастный случай при исполнении служебных обязанностей. Очевидцев и свидетелей предупредили, чтобы они держали язык за зубами.
– Мы с Евдохимовым земляки, - тихо и нерешительно проговорил Наильский, - Держались вместе. Перед этим… ну как это с ним случилось, он мне говорил, что здешняя земля живая…
– Как это? – насторожился Эсипов.
– Он говорил, что слышал её голос и дыхание, она постоянно ругалась и хотела затянуть его в свою глубину…
Старлей испуганно сморщился:
– Что за бред!
– Он так говорил, особенно, в последние дни, - оправдывался за чужие слова Наильский, - За две недели до смерти он совсем потерял покой, стал заговариваться, во сне кричал, кошмары мучили…
– Я не специалист в психиатрии, - заявил Эсипов, - Но из твоих слов ясно, что Евдохимов просто сумасшедший.
Водитель замолчал, что-то обдумывая и взвешивая, никак не решаясь заговорить. Офицер, видя его колебания, приказал: