Гневное небо Испании - страница 37

— А вообще-то один самолет-разведчик надо сбивать чисто. Особенно если вас четверо. И так сказать, на глазах всего личного состава…

— Так точно!

— Командующий ВВС генерал Сиснерос поздравляет летчиков, участников воздушного боя, и объявляет им благодарность. Я полностью присоединяюсь к мнению командующего и благодарю от себя.

Я что-то отвечал Птухину. Право, не помню. Вроде бы тоже благодарил. А потом, стараясь сдерживать шаг, направился к ребятам. Услышав громкий разговор на КП, они притихли. Меня встретили стоя. Урезонивая себя, чтобы не закричать от радости, чего доброго, сообщаю приятную весть. Не скрываю слов Птухина о том, что разведчика, если еще придется, надо сбивать «чисто… на глазах… личного состава». И не отменил разбора боя.

Теперь стало яснее, как надо вести разговор. И он состоялся.

Мы вели разговор о немаловажных обстоятельствах, которые предъявляет пилоту фронтовая обстановка. Наши летчики, приехавшие в Испанию, конечно, были отличниками боевой подготовки. Мы хорошо знали пилотаж, метко стреляли по воздушным целям. Считались мастерами ведения боя. Верно и то, что досталось нам это не легко. Казалось бы, чего проще: «тяжело в учении, легко в бою». Стали добровольцами, попали на фронт — и применяй свое умение. Однако дело обстояло не совсем так.

Фронтовая обстановка ставит перед летчиком, да и перед любым бойцом, новые, порой совершенно неожиданные вводные. Прежде всего речь идет о тактике. В учебных боях мы «сражаемся» с товарищами. Наши «противники» и мы ведем «бой» по единой тактической схеме. Это неизбежно. Во фронтовой обстановке мы сталкиваемся с иной тактической схемой. Ее надо разгадать, найти контрприем, навязать свою тактику врагу. Например, ведение боя на вертикалях. Мы изучили теорию, на практической учебе в гарнизоне вроде бы неплохо овладели этим приемом. Но фронт, боевая обстановка предъявили более жесткие требования. И даже после усиленного тренажа с Николаем Ивановым нельзя было ручаться, что в настоящем воздушном бою мы застрахованы от неожиданности. Нам может попасться вражеский летчик, владеющий искусством боя на вертикалях. А в самой схватке будет уже поздно исправлять собственные ошибки. За них придется расплачиваться кровью, а то и самой жизнью.

Вывод следовал один: надо воевать с горячим сердцем и холодной головой. При любом превосходстве сил не считать противника ни слабее, ни глупее себя. Врага надо ненавидеть, но нельзя недооценивать его ловкость, хитрость. Если недооценишь — станешь жертвой самообмана.

Примерно об этом говорил и Е. С. Птухин, когда приехал к нам после истории с разведчиком. Он показал фотопленку со снимками, найденными на борту сбитого нами самолета. На кадрах прекрасно различались самолеты на аэродромах под Ихарой, Каспе и в Альканьисе. Мы без длинных объяснений уразумели, что, уйди от нас самолет-разведчик, досталось бы республиканской авиации…

После разбора нашей схватки с самолетом-разведчиком невозможно было не думать о причинах наших промахов, необоснованных, как я теперь понимал, обид на «черновую» работу при сборке самолетов и во время первых боевых вылетов.

Почему это происходит?

…Так уж получилось, что на втором этаже небольшого дома в Альканьисе в одной комнате оказались мой заместитель Платон Смоляков, председатель партийного землячества Иван Панфилов и я. А на первом этаже нашего общежития ребята крутили на патефоне одну и ту же пластинку: «У самовара» и «Утомленное солнце» — на обороте.

Солнце уже утонуло за горизонтом, на небо высыпали яркие звезды, и появилась маленькая, почти ослепительная луна. Ее свет четким блестящим контуром обрисовывал самолеты, бликами лежал на плоскостях. От домика, где размещался технический состав эскадрильи, доносилась плавная испанская песня.

До чего чутки наши парни-испанцы. Обычно мы вместе проводим вечера. Но сегодня, точно угадав — начальство приезжало в общем-то не для того, чтоб благодарить нас, — они деликатно дают нам возможность пережить и осмыслить визит, который ранее нам нанес Е. С. Птухин.