Гневное небо Испании - страница 43
Беседовали долго. И все же мне не удалось узнать у Сергея Черных, кому же все-таки надо писать и куда, чтобы войти в число добровольцев и поехать сражаться с фашистами в Испанию.
— Никуда и никому не надо писать… Понадобишься — найдут. Ты же в армии.
Время пребывания Черных в нашем гарнизоне истекло быстро. Мы тепло распрощались. Он поехал в другие летные части. А потом получил заслуженный отдых. Вновь я встретился с Сергеем в Одессе уже в 1940 году. Несколько месяцев мы опять работали вместе. Потом Черных отправился в Белосток. Здесь его застала война. Вскоре я потерял его след. И лишь много времени спустя узнал, что Сергея нет в живых.
Родом Сергей с Урала, из индустриального Нижнего Тагила. У него была чудесная семья: хорошая жена и двое отличных сыновей. Где они сейчас и что с ними — не знаю.
Надеюсь, они откликнутся, сообщат о себе.
В яркие наряды одевала весна белорусские поля и леса. Шел 1937 год. Наш гарнизон жил размеренной и напряженной жизнью. Мы усердно занимались учебно-боевой тренировкой. Постепенно вводили в нее те элементы, о которых говорил Сергей Черных. Сообщения из Испании продолжали беспокоить нас. Никто не оставался равнодушным к тому, что бои между республиканцами и фашистами разгорались все жарче и жарче.
Неожиданно в мае Е. С. Птухина вызвали в Москву. Одни утверждали, что начальника нашего гарнизона переводят с повышением в Киев. Другие предполагали, что его оставят в Управлении Военно-Воздушных Сил Красной Армии. Обычно редко ошибавшийся «солдатский вестник», как выяснилось, дал на этот раз осечку. Некоторое время спустя мы узнали, что Евгений Саввич Птухин уехал в Испанию.
Мы приуныли.
Вскоре прибыл новый начальник нашего соединения — Герой Советского Союза, доброволец национально-революционной войны в Испании, участник боев над Мадридом и Гвадалахарой Сергей Прокофьевич Денисов.
Приняв соединение, Денисов строго проверил учебно-боевую и летную подготовку частей. Сергей Прокофьевич оказался и требовательным, и приятным в обращении командиром. Разбирая полеты, он часто приводил поучительные примеры воздушных боев с фашистскими асами. В каждом из эпизодов содержалось нечто новое и необходимое для нас, военных летчиков. Суровый опыт войны, оплаченный кровью наших лучших товарищей, определил основные направления учебы летчиков.
Теперь уже не рассказ, а показ полетов более расчлененными боевыми порядками сделался законом. Мы начали чаще проводить учебные стрельбы. В ведении воздушного боя и пилотажа большие перегрузки на вертикалях стали доминирующими приемами схваток «противников». Больше внимания уделялось посадкам и взлетам с ограниченных площадок без опознавательных знаков. Обстановка полетов максимально приближалась к боевой.
Затем, к нашему удивлению, мы стали нарушать официальные инструкции по эксплуатации самолетов И-16. Нарушения, с точки зрения буквы инструкции, казались вопиющими.
Денисов заявил, что будем проводить взлеты и посадки при боковом и попутном ветре и в разных направлениях.
— Прежде всего, — сказал Денисов, — я покажу все эти элементы сам. Потом их тщательно отработает руководящий состав, вплоть до командиров звеньев. Только после того как вы научитесь это делать на «отлично», приступим к отработке со всем летным составом.
Приказы начальства с начальством не обсуждаются, но в домашней обстановке мы часто спорили. Возможно ли сделать на истребителе И-16 то, о чем говорил Денисов? Этот вопрос интересовал всех. Сошлись на том: кому-кому, а Сергею Прокофьевичу лучше знать — получится или не получится. Припомнились тут мне слова Валерия Павловича Чкалова: «Я думаю, что еще далеко не все возможности самолета И-16 открыты. Вот о чем покумекайте…» Рассказал я о разговоре с Чкаловым своим товарищам. Многие скептики после этого поутихли, призадумались. Порешили на том, что инструкция — документ не только нужный, но и обязательный, однако он все-таки не крылья, с помощью которых машина летает, и совсем не летчик, который управляет машиной.
Посмотрим, как летает Денисов, а там и сами научимся.
Наутро собрались на аэродроме. Погода стояла будто на заказ. Далеко, значит, не идеальная. Дул порывистый ветер. По небу грядами скользили облака. Полосатый матерчатый конус на шесте то надувался колбасой, то бессильно опадал.