Гней Гилденхом Артур Грин - страница 40

Внешне.

На самом деле все изменилось.

Появилась двойственность.

Царство камня, в котором я находился, безусловно, совершенно точно было созданием Единого. Каменный стол на тысячи йонов, от замка до перевала, принадлежал Ему. Все в Темном Аметисте состояло из камня, и сам народ дварров был недвижим и неизменен. Я понимал: об него можно разбиться, в крайнем случае сдвинуть с места, но его нельзя изменить. Миссия Лайка представилась мне невыполнимой.

Однако в самого Лайка я продолжал верить.

Почему?

Потому что царством непрерывного преображения были мы. Мы разлились по земле, стремясь заполнить свободное место (я опять повторяю, каждый день я повторяю одно и то же), мы растворили в себе культуры, теории, учения, ни от чего не отказываясь, ничему не подчиняясь. Луна ежегодно переливала нас из одного сосуда в другой, чтобы мы не застаивались, не замирали, ведь стоячая вода — это болото, это ярки, бездарный несчастный народ.

Однако не верить в Единого Отца неизменности и неподвижности я теперь не мог.

Почему?

Потому что благодаря одной Его слезе я узнал, понял, нашел то, чего не знал раньше.

Я почувствовал зов и обернулся. На пороге комнаты стояла Эргэнэ. Она приглашала меня в угол грифонов.

Существо взирало на меня из вольера.

— Как его зовут?

— Эргэнэ!

Рыжее туловище завершалось пушистым хвостом с золотистой кисточкой. Задние лапы неуклюже прогибались: в планы Отца Гор, как видно, не входило, чтобы существо быстро бегало или крадучись пробиралось через лес. Шерсть на загривке по молодости стояла дыбом. Крылья были сложены, а угрожающе вздернутый клюв с трудом уживался рядом с глубокими карими глазами.

Я уже видел грифонов издалека, но на расстоянии двух свордов от «страшного чудовища» находился впервые.

Взгляд его был почти осознанным.

— Эргэнэ? — переспросил я.

А возможно, мне показалось, что я произнес вслух ее имя.

Эргэнэ накинула на грифона странное сплетение кожаных ремней и удобно устроилась между крыльев. Ремень на себя, крылья расправились — и грифон, вдруг сделавшись собранным целенаправленным зверем, поднялся в воздух.

— Выше! — вскричал я.

Пройдет три года, три торна вечных дварров, и он станет настоящим боевым грифоном, взрослым, и тогда никто, кроме Эргэнэ, не сможет даже подойти к нему.

— Еще выше!

Грифон взбирался на высоту кругами, его крылья совершали несколько взмахов — и выигрывали по восемь-десять свордов на каждый взмах. Все выше и выше… Дети гор, дети высоты. Я вспомнил касаток, управляющихся с парусами. Они тоже смотрели на мир сверху. Сейчас Эргэнэ увидит море…

И вдруг грифон бросился вниз, стремительно отдавая понемногу завоеванные сворды, он не летел, он падал, падение было неотвратимым, оба не могли не разбиться, я зажмурился…

Когда я открыл глаза, Эргэнэ бежала ко мне и кричала. Это было невероятно, кричащая Эргэнэ, но она кричала и размахивала руками. Она подбежала ближе, и я увидел, что крик Эргэнэ обращен не ко мне. Я обернулся. Вдалеке стоял хнум-хранитель. Вдруг он тоже развернулся и побежал.

Лишь теперь я разложил ее крик на отдельные слова.

— Черный корабль! — кричала Эргэнэ. — Дварры! Черный корабль!!!

…И молния после долгого перерыва снова запела свою песню. И меч заныл, как ноет часть тела, уставшая быть без движения. И торны зазвенели над головой. Уходя в никуда, отсчитывая шансы.

Я стоял на стене между левой и средней башнями. Внизу строились для атаки черные рыцари.

Корабль, обнаруженный Эргэнэ, был не один. Спустя час наблюдатель-дварр из морской башни сообщил о появлении эскадры.

Я вспомнил: история этой земли могла быть совсем иной, если бы Черный Властелин однажды вышел из своей столицы.

Эргэнэ — уже не грима, но еще не гриффина — была единственной в народе дварров, кто принял оружие для битвы. Два коротких копья. И кроме меня ей не нашлось пары.

Я считал железных бойцов, то и дело сбиваясь со счета. Больше тысячи. И столько же хнумов на стенах. Диких, мудрых, одетых в шкуры безоружных хранителей против закованных в броню рыцарей с прекрасным, должно быть, оружием.

Я вспомнил: серые убили тьму и покорили черную цитадель. Эй, Путник, а это кто тогда по-твоему?