Гобелен - страница 15
По утрам она обычно не курила — ей нравилось думать, что у нее есть принципы, но сейчас ей отчаянно захотелось закурить. Мадлен с трудом нашла сигареты в громадной сумке, больше похожей на рюкзак. Она часто носила в ней домой работы студентов и учебники. Пачка сигарет спряталась среди разрозненных бумаг. А еще там же обнаружилось письмо Лидии, пришедшее в университет за день до звонка Джоан Дэвидсон. Мадлен положила его на стол, но не стала открывать — не могла заставить себя перечитать его. Она закурила и принялась рассеянно листать блокнот Лидии, чтобы не думать о письме. Неожиданно она замерла, наткнувшись на страницу, заполненную аккуратными строчками на латыни — точно такими же, как те, что получила от матери и переводила, забыв обо всем на свете. Неужели с тех пор прошло всего пять дней? Сначала Мадлен решила, что это еще одна копия того же отрывка, но, внимательно присмотревшись, заметила, что там стоит другая дата.
5 июня 1064 года
Кентербери, родной город моей матери, славится двумя монастырями и огромной библиотекой Святого Августина. Когда я была девушкой, королева Эдита приезжала в Кентербери, чтобы купить в нашей мастерской ткани и посетить библиотеку. Она образованная леди, говорят, что для женщины у нее на редкость острый ум. Конечно же, у женщин не такой ум, как у мужчин, но они не менее одарены природой, если не мешать им развиваться.
Королева может запросто разговаривать с математиками и музыкантами, говорит на языке норманнов, датчан и римлян. Но ее главная любовь — вышивание. В тот день она спроста, не соглашусь ли я поехать в Вестминстер, потому что увидела, что я так же мастерски владею иглой, как и она. Когда королева покидала нашу мастерскую в Кентербери, я стояла у окна и наблюдала за тем, как миледи, которой суждено было стать моей госпожой, едет по улице. Ее вязаный плащ сиял бисером из драгоценных камней, а золотые волосы ниспадали до самого пояса, ниже накидки. Я видела, как старики, дети и нищие останавливались, глядя на королеву и ее свиту, и их лица сияли — настолько она прекрасна. Ее красота вдохновляла менестрелей, посвятивших ей множество песен, а доброта сподвигала бардов на создание стихов. Тогда я подумала, что не каждая леди обладает столькими талантами. В то время я еще не знала, какое проклятие лежит на ней. Теперь знаю.
У ворот библиотеки она спрыгнула с лошади, и к ней подбежала маленькая девочка с белой лилией в руках. Королева приняла подношение и коснулась волос малышки, а потом скрылась за темными железными воротами, за которыми бывали немногие.
Монах Одерикус рассказал мне, что в библиотеке Святого Августина имеется великое множество священных книг, страницы которых братья расписали золотом и яркими красками, сделанными из раздавленных ягод и цветов. Августина отправили в эти земли с наказом вернуть их в лоно христианской церкви. Когда римляне ушли, старые ритуалы стали практиковаться почти в открытую, но король Эдуард — христианин, и нам необходимо соблюдать осторожность, поклоняясь богам, не признанным его церковью.
Братья Святого Августина редко появляются на улицах Кентербери, они писцы и рисовальщики и проводят свою жизнь в уединении. Именно они готовят ткани для наших вышивок при помощи серебряного карандаша каменщиков, который оставляет на ткани такой же след, как и на камне. Помимо того что Одерикус является священником и летописцем короля и королевы, он еще прекрасный рисовальщик. Поэтому он часто бывает во дворце и, несмотря на занятость, все же находит время, чтобы посидеть и поговорить со мной. Мы дружны с ним с тех пор, когда я еще жила в доме матери.
Теперь моим домом стал Вестминстер. Здесь, как и в Кентербери, в мастерских создаются гобелены, вышитые сияющими нитями, они украшают стены и залы состоятельных клиентов с континента. Самым богатым клиентом является церковь. Мы вышиваем парчовые крылья ангелов, одеяния угрюмых святых, плащ Девы Марии, над головой которой сияет сверкающий венец. Я видела вышитые картины запретного сада и диковинных уродливых зверей, словно вышедших из кошмаров монаха, которого подвергли пыткам. С помощью игл мы облекаем в форму людскую ложь, потому что даже святые лгут, если считают, что это придаст больше сияния их Богу.