Год 1863. Забытые страницы - страница 27
.
В скором времени на поддержание пострадавшего семейства генерал-губернатор М. Н. Муравьев передал через Минского временного военного губернатора В. И. Заболоцкого 400 рублей[132], а Святейший Синод выдал семье Юзефовичей единовременное пособие в 150 рублей и назначил ежегодное содержание в 40 рублей, составлявшее годовой оклад псаломщика[133].
Глава IV. Память
Уже к осени 1863 года польское восстание было практически полностью подавлено, а к началу 1864 года исчезли его последние очаги. Многие участники восстания попали под суд: некоторых казнили, некоторых сослали в Сибирь или во внутренние губернии России. Так, в феврале 1864 года за участие в подготовке революционной организации в Минске были сосланы на жительство в город Чембар Пензенской губернии под строгий полицейский надзор Анна и Чеслав Свенторжецкие. Их сын, Болеслав, после разгрома отряда бежал сначала в Москву, а оттуда по поддельному паспорту за пределы России, в Париж. Лишившись всего у себя на родине, он не обрел покоя и на чужбине. Через год после описанных событий Болеслав потерял, возможно, самого близкого ему человека — жену Лауру, скончавшуюся во Франции 25 мая 1864 года[134]. А еще через два месяца, 22 июля, в ссылке умер его отец[135].
Оказавшись в эмиграции без средств, Болеслав Свенторжецкий вынужден был поступить учиться в военную школу в Сен-Сир (Франция). После Французской коммуны он выполнял обязанности коменданта в Алжире. Затем переехал в Венецию по просьбе матери, которая после ссылки поселилась в Италии[136]. Однако, не обретя душевного покоя, несчастный Болеслав окончил дни, застрелившись из пистолета[137]. Дочь его София (в замужестве Прозор), так, кажется, и не вернулась в Белоруссию, а проживала в Венеции. Доставшиеся ей от матери имения были распроданы по суду за долги отца. Накануне восстания Болеслав Свенторжецкий одолжил огромную сумму у соседей-помещиков, которая и была взыскана с его дочери после продажи имений.
Лясковскому также удалось выехать за границу. После разгрома отряда он почти всю зиму просидел в лесу недалеко от Игумена в землянке, куда раз в неделю ему приносили еду, «и откуда он не смел вылезть ни под каким видом, если не желал быть пойманным». Затем он перебрался в Петербург, где даже приходил посмотреть на некоторых сотоварищей, шедших этапом на каторгу. Об этом сообщал находившийся в этапе Владислав Баратынский[138]. Сам же Баратынский полностью отбыл каторжный срок, к которому был приговорен, и впоследствии написал воспоминания об участии в повстанческом отряде, аресте, суде и пр. Любопытно его внутреннее перерождение. Повзрослев и многое переосмыслив, он писал в предисловии к запискам: «В своих воспоминаниях я строго придерживался правды, писал только то, что сам испытал или чему был очевидцем, избегая пристрастия или патриотическо-фанатической ненависти; впрочем, после 23 лет, протекших после описанных событий, о фанатической ненависти не может быть и речи, — я теперь не поляк, а славянин, а потому на мятеж 1863 года смотрю как на вполне безумную мечту, ненужную ссору двух братьев — и кто в этом больше виноват, кто прав, для меня все единственно, я только накопил массу фактов, а судить об этом не берусь; передать же эти факты в общее сведение считаю полезным, дабы показать до чего, до каких страданий может довести увлечение несбыточными фантазиями и нелепыми мечтами»[139].
А страданий «несбыточные фантазии и нелепые мечты» действительно принесли немало…
После убийства священника Даниила богушевичский приход в начале июля 1863 года временно возглавил заштатный священник Игнатий Волочкович «до назначения постоянного священника». В это время к младшей сестре Елены Ивановны Конопасевич Александре посватался выпускник Минской духовной семинарии Иван Рункевич[140]. 2 февраля 1864 года они обвенчались в божинской Ильинской церкви, а 29 марта Иван был рукоположен в сан священника и назначен на Богушевичский приход[141].
В 1866 году сгоревшую Крестовоздвиженскую церковь заново отстроили за государственный счет[142].
Построенный в Богушевичах Свенторжецкими каменный костел после конфискации имения был передан православно-духовному ведомству. Еще в октябре 1863 года богушевичские прихожане обратились к Минскому архиепископу Михаилу с просьбой передать им в пользование вместо сгоревшей в 1862 году приходской церкви «каплицу», находившуюся в саду бывшей усадьбы помещика Свенторжецкого. Просьбу они мотивировали тем, что «каплица эта построена трудами и почти собственными средствами прихожан во время нахождения их в крепостной зависимости»