Год на острове Врангеля. Северная воздушная экспедиция - страница 28

— А скажи, сынок, Илью-пророка ты там не видал?

— Нет! — ответил Кошелев и серьезным тоном продолжал:

— Илью не встречал, а вот святого Максима часто встречаем… Да вот на прошлой неделе я его встретил…

— А это что же такой за святой? Чтой-то я такого и не слыхала, — недоумевала старушка, пораженная «каменной» серьезностью Кошелева.

— А это, бабушка, старый и богатый святой, у него и лошадок на пару побольше, чем у Ильи. Меньше как на четверке он и не ездит.

— А вы обгоняете их?

— А как же… У них, бабушка, техника отсталая. Где же им угнаться за нашими самолетами на своих старых лошадках.

— Зачем же это вы обгоняете-то их? Небось, обидно старикам! Пусть бы себе ездили впереди…

Неизвестно, куда могла бы уклониться тема разговора, если бы не вмешался Побежимов.

Он резко заявил старушке и подошедшим любопытным, что никаких святых нет и что Кошелев шутит.

Он долго еще разговаривал с собравшимися, рассказывая им о громе, о молнии, о том, как устроен самолет и почему он летает, и, что больше всего меня поразило, убедил старуху…

Прощаясь с нами, старушка говорила:

— Теперь я больше не буду верить ни в каких богов!

Когда мы вошли в свои комнаты, то увидели, что Кошелев, утомленный разговором, уже спал…

На другой день был отдых. В полном смысле итальянское «dolce tar niente» — смакованье ничегонеделанья.

В своих дневниках многие из нас могли бы записать: «Во время прогулки, целью которой являлась покупка папирос в лавочке в соседнем доме, осматривал город»…

На третий день мы должны были лететь, но нас просили остаться, чтобы устроить авиа-митинг и полеты для членов Осоавиахима. Пришлось остаться…

За восемь подъемов мы «прокатили» в воздухе шестнадцать человек и вечером провели в здании цирка коллективный доклад о нашем северном перелете.

В здании цирка, вмещающем обычно семьсот человек, находилось более полутора тысяч народу. Доклады прошли живо и вызвали такую массу вопросов, что мы отвечали на них в течение целого часа.

В пять часов утра, на другой день, все жители города и члены правительства пришли проводить нас.

Погода была отвратительная. Нормально лететь было нельзя. Я прислушивался к звукам оркестра и решал: «Лететь или не лететь?»

Ко мне подошел Егер:

— Неужели летим? — тихо спрашивает он меня.

В это время мы стоим в центре местных работников, смотрящих на нас.

Я вижу в глазах Егера бодрость и задор — готовность к трудному и опасному полету — и, показывая глазами на стоящих с нами товарищей: «Удобно ли не лететь? — Какое разочарование и чувство досады вызовет это у них?»

Мой летный спутник понимает меня и громко отвечает:

— Есть, лететь, товарищ начальник! — но вслед за этим, улыбаясь, наклоняется ко мне и шутливо шепчет:

— Умирать, так с музыкой!..

А духовой оркестр в это время исполняет бодрый, зажигательный марш из «Кармен»…

Я смотрю на отвесный берег Лены, почти закрытый туманом, и вижу, как дождевые облака низко, с огромной быстротой несутся на север…

Неполетная погода и ветер «в лоб».

Имея на борту тов. Амосова, мы шли на юг, в город Олекминск, где нас ожидала торжественная встреча и митинг.

Мы прошли это расстояние (750 км) с одной посадкой для пополнения бензином в городе Исетске и в положенное время были в Олекминске, где жители города, несмотря на дождь, терпеливо ждали нас уже в продолжение нескольких часов.

Вдоль дорожки от берега реки до трибуны, где висел мокрый портрет Ленина, выстроились милиционеры.

Мы шли до трибуны, имея во главе тов. Амосова, к которому подошел навстречу начальник милиции и отдал рапорт.

Признаться, во все время этой церемонии я чувствовал некоторую неловкость, особенно усилившуюся, когда я сделал неожиданное открытие, что пуговицы на моем кителе держатся «на честном слове».

«Какая неподходящая для встречи фигура», — думал я и старался держаться подальше от Егера, который все еще был «в одном сапоге».

После митинга мы тепло расстались с тов. Амосовым, выразившим непоколебимую уверенность в благополучном завершении полета, и отправились спать.

Засыпая, я слышал, как выл в трубе ветер, а дождь крупными каплями бил в дребезжащие стекла окон…