Год ведьмовства - страница 8

Но он этого не сделал. И за это Иммануэль была ему благодарна.

– Утром… пойдешь… на рынок… – проговорил Абрам со своего места, сквозь зубы. – Продашь черного барашка.

– Сделаю все, что смогу, – кивнула Иммануэль.

Должно быть, дела шли совсем плохо, если дед решил продать годовалого барашка. Это был тяжелый месяц – тяжелый месяц в череде паршивых месяцев. Денег отчаянно не хватало. Зимой после тяжелого приступа лихорадки болезнь Абрама обострилась, и расходы на лекарства опустошили их карманы. Для Иммануэль было важно тянуть эту лямку наравне со всеми, по мере сил облегчая лежащее на них бремя.

Никто в семье Муров не сидел без дела. Марта была повитухой, благословленной Устами Отца даром озвучивать имена, данные на небесах. Анна была швеей с такими легкими пальцами, и таким острым взглядом, что могла заштопать даже тончайшее кружево. Абрам, в прошлом бывший плотником, в годы после удара наловчился вырезать из дерева примитивные статуэтки, которые Муры иногда продавали на рынке. Даже Глория, хотя ей едва исполнилось двенадцать, оказалась талантливой художницей и рисовала небольшие гравюрные портреты, которые потом продавала своим однокашникам. Онор была еще слишком юна, чтобы заниматься ремеслом, но по мере сил помогала по хозяйству.

А Иммануэль пасла овец с помощью батрака с фермы. Каждое утро, за исключением субботы и тех редких случаев, когда Марта брала ее с собой на особо сложные роды, Иммануэль отправлялась на пастбище приглядывать за овцами. С посохом в руке она вела их к западной гряде, где овцы целыми днями паслись в тени Темного Леса.

Иммануэль всегда испытывала странную тягу к Темному Лесу, чувствовала волнение, когда приближалась к нему. Этот запретный лес будто бы пел песню, которую слышала она одна, звал ее подойти ближе.

Но, несмотря на искушение, Иммануэль держалась в стороне.

В базарные дни она брала с собой разные товары на продажу, будь то шерсть, мясо или баран, и отправлялась с ними на рынок. Целый день она проводила на площади, торгуясь с покупателями. Когда удача ей улыбалась, она возвращалась домой после захода солнца с достаточным количеством медяков, чтобы покрыть их недельную десятину. А если нет, семья жила впроголодь, а десятина и долги лекарям Абрама оставались неоплаченными.

Абрам через силу проглотил еще одну ложку похлебки.

– Возьми за него… хорошую цену. Не продешеви.

Иммануэль кивнула.

– Я выйду пораньше. Если пойду по короткой дороге через Темный Лес, то доберусь до рынка раньше других торговцев.

Разговор оборвался, стал слышен лишь лязг вилок и ножей о тарелки. Даже Онор, несмотря на свой юный возраст, держала язык за зубами. Воцарилась тишина, нарушаемая только мерным капаньем из подтекающего в углу кухни крана.

Марта вдруг стала белее мела.

– Никогда не ходи в эти леса, слышишь? Там живет зло.

Иммануэль нахмурилась. В ее понимании, грех не был заразой, которую можно подцепить, если подойти слишком близко. И она не особенно верила во все эти легенды о зле, обитающем в глуши Темного Леса. По правде говоря, Иммануэль и сама до конца не понимала, во что верит, но была твердо уверена, что, срезав путь через лес, не обречет себя на погибель.

Однако споры ни к чему бы не привели, ведь она знала, что Марту ей ни за что не переубедить. У ее бабушки было железное сердце и непоколебимая вера, способная пошатнуть горы. Идти поперек нее было бессмысленно.

Поэтому Иммануэль прикусила язык, склонила голову и послушно уступила.

В ту ночь Иммануэль снились чудовища: девочка с разинутой пастью и зубами, желтыми как у койота; женщина с крыльями мотылька, воющая на восходящую луну. Она проснулась на рассвете, все еще различая отголоски этого воя, эхом гудящего в ее голове.

Несмотря на сонную слабость, Иммануэль кое-как оделась. Застегивая пуговицы и готовясь к выходу, она пыталась выкинуть из головы жуткие образы лесных тварей. Покинув спящий дом, Иммануэль направилась к дальним пастбищам. Так, с выпаса овец на рассвете, начиналось почти каждое ее утро. В те редкие дни, когда она не могла выйти в поле – например, несколько лет назад, когда она подхватила коклюш и болела целую неделю, – ее место занимал наемный батрак по имени Джозайя Кларк.