Год веселых речек - страница 7

— Сын мой!.. — зычным басом загремел старик и смолк. Потом обеими руками тряс руку Тагана.

— Вековые запасы? — кивнул внук на хауз.

— Куда же денешься, еще твой прадед вырыл.

Шли по огороду, залитому солнцем, и ласковые туркменские приветствия сыпались из уст старика, как спелые плоды с ветвей.

— Чаю нам! — крикнул он, дойдя до порога, затем провел внука в комнату с кошмами и стопкой пестрых одеял на полу. Сняли обувь и стали мыть руки, поливая из медного узкогорлого кувшина.

— Давно не сидели на одной кошме, редко навещаешь. А ведь глаза родителей всегда на дороге, по которой должны прийти дети. Ты с работой или так, повидаться? — спросил дед.

— И повидаться, и поручения есть. На джаре будем ставить подпор.

— В добрый час! Видно, повелось уж так: одно засыпаем, другое роем. Сделаем, а там опять — или останется на века?

— На века. Да, видишь, дается-то нелегко. Ты мне еще маленькому говорил: иному всаднику не до врага, справиться бы со своим конем. Вот и у нас: бывает, воюем меж собой, роем да засыпаем. И все же, когда осел в свои копыта носом упирается, верблюд глядит на далекий перегон.

— Сами на солонцах, глаза на лугах. Ой, погоди-ка! — дед шагнул к окну и, окликнув ребятишек, велел им сбегать к председателю Чарыяру и Айнабат, сказать о приезде Тагана. — Понятно, — продолжал он, снова усаживаясь. — Перегнать Аму-Дарью не то, что лошадь из табуна в табун, однако — осилили. А для счастья чего-то опять не хватает. — Старик высказал сокровенное и застыл в неподвижности. В комнате стало тихо. Таган закурил. — Мереда не видел в городе? — словно очнувшись, спросил Сувхан.

— Звонил, Меред в отъезде.

— Завтра повезу овощи, зайду, велю приехать. Вот и полный круг твоей родни.

Полный круг… Его не трудно расширить, включив сюда добрую половину человечества, — где только нет родни, близкой или дальней! Без нее нельзя. Иногда же ты скучаешь с нею — только не с дедушкой, он «занятный парень». Сейчас появится Айнабат, сирота, тоже из дальних-дальних… В детстве она осталась без отца и матери, старшего брата взяли в армию, и росла Айнабат в семье Сувхана; а теперь живет с братом, старым холостяком, механиком Ярнепесом. В прошлом году ее имя было в правительственном указе, Таган телеграммой поздравил Айнабат с орденом. Дедушка сейчас толкует о ней. Толкует о себе. Хвалится.

— Мы смолоду тоже не на ширину канавы глядели, а на тот край, куда прыгать. И не наша вина в том, что шаг человеческий был короче муравьиного.

За окном послышались голоса, и в комнату вошел Чарыяр Баллыев, здоровяк с черными усами и медлительным взглядом. Гимнастерка, высокие сапоги, из голенища торчит рукоять камчи, с которой он не расстается, говорят, даже разъезжая в автомобиле. И следом — миловидная Айнабат с длинными косами.

Лицо у нее открытое, детски свежее. Но она вполне самостоятельный человек и вовсе не робка как раньше, когда плакала над задачками. Живо просмеяла узкие брюки Тагана и вот отчитывает за долгую отлучку. Землю, сельское раздолье он меняет на моду и диплом. Такой гордец, такой передовой — и как же это он еще не кандидат наук? А ведь мог бы и здесь работать не хуже, чем в Ашхабаде. Вот до чего она самостоятельна. Да, кстати, сколько Таган зарабатывает, получил ли квартиру, — помнится, свои, сельские, заставали его в дрянной комнатке где-то на окраине. Пусть уж не скрывает: нет ли у него желания перебраться сюда?

Отвечая девушке, Таган размышлял о другом. Может ли он представить себя таким, каков он есть, без дедушки Сувхана, матери, их дома, сада с гранатовыми деревьями, без Серебряного холма за их огородом, без воздуха и простора Каракумской пустыни? Нет, без этого он не мог представить своего существования в мире.

В родственной сельской среде словно бы преобладало умиротворение, но вникни как следует и поймешь: здесь тоже бездна треволнений, страстей, и тебе от них никуда не спрятаться, не уйти.

А за окном вечерело, и было особенно хорошо сидеть в кругу близких людей. Только надо отогнать от себя мысль об Ольге, перестать сравнивать ее с Айнабат. Всегда есть что-то нечестное в таких сравнениях, притом и не время сейчас для них — усач Чарыяр буравит тебя взглядом и ждет разговора, достойного мужчины.