Год жизни. Дороги, которые мы выбираем. Свет далекой звезды - страница 41
Я молча наблюдал эту сцену. Все было неожиданно для меня: и то, что Трифонов знает о переписке Светланы, и самая манера Трифонова говорить, и растерянность Светланы… Она ушла с глазами полными слез. Сейчас она и впрямь показалась мне ребенком, у которого отняли любимую игрушку.
И все-таки мне было очень жаль Светлану и обидно за нее.
Когда она ушла, я сказал Трифонову:
— Думаю, вы зря напали на нее, Павел Харитонович.
— Ты так думаешь, Андрей? — неожиданно обращаясь ко мне на «ты», спросил Трифонов.
…В тот же день к нам приехал Крамов. Не помню, зачем он приехал, — кажется, решил попросить взаймы шланги, — и, как обычно, остался у нас до вечера.
Светлана на этот раз не показывала Николаю Николаевичу своей обычной неприязни, а он все время называл ее «товарищ преподаватель» и подшучивал над ее занятиями с Зайцевым.
Помню, Николай Николаевич был оживлен, шутлив, и я радовался, что и Светлана как-то воспрянула духом, ожила после неприятного разговора с Трифоновым.
Но на другой день Светлана впала в какое-то оцепенение. Я уже не раз замечал, что после встречи с Крамовым она всегда меняется: то становится раздражительной, то с новой энергией бросается в работу, по две смены не выходя из забоя, то подчеркнуто ласково и нежно обращается со мной, то вдруг вовсе перестает замечать меня.
Нет, я не сразу обратил на это внимание. Может быть, именно теперь, после этой последней встречи с Николаем Николаевичем мне вспомнились все предыдущие. Существовала какая-то связь между этими встречами и настроением Светланы.
Так или иначе, но на этот раз Светлана выглядела подавленной и усталой. Утром из своего домика она вышла в грязном комбинезоне. Мне показалось, что она забыла даже умыться.
Шли дни. И вдруг совершенно случайно я обнаружил, что Светлана уже вторую неделю не занимается с Зайцевым. На моем уроке математики я обратил внимание на то, что Зайцев ряд слов произносит неправильно, и сказал ему, что надо больше читать. Из дальнейшего разговора выяснилось, что Светлана прекратила свои уроки по русскому языку.
— Почему ты не сказал мне об этом? — спросил я.
Зайцев смутился:
— Вероятно, очень занята…
Меня очень раздосадовал и разозлил этот случай. Я тотчас же побежал к забою и разыскал Светлану.
— Почему ты перестала заниматься с Зайцевым?
— Пропустила несколько уроков, — как бы не замечая моего раздраженного тона, спокойно ответила она.
— Если взялась, то нечего манкировать.
Светлана спросила:
— Почему, собственно, такое раздражение?
— Потому что парню надо сдавать экзамены в техникум, — ответил я. — Это дорога в его будущее. А ты отнимаешь у него это будущее! Ему надо больше читать, писать…
Светлана промолчала.
Я почувствовал, что тон мой излишне резок, и сказал мягче:
— Мы же договорились, Света, что поможем ему. Значит, надо держать слово. Ведь парня один раз уже обманули у Крамова. Зачем же делать это второй раз?
И на этот раз Светлана ничего не ответила. Но в тот же вечер пошла в барак, где ее ждал Зайцев.
Он сидел у окна и что-то писал, когда вошла Светлана.
— Ну что ж, Зайцев, будем продолжать занятия, — сказала Светлана.
В столе не было ящика, и она заметила, что Зайцев комкает в руке листок, не зная, куда его положить.
— Что ты прячешь? Письмо? — спросила Светлана.
— Да нет, пустяки… — пробормотал Зайцев и сильно покраснел.
— Покажи, — сказала Светлана и стала шутливо ловить его руку под столом.
Наконец она вытащила из сжатых пальцев Зайцева скомканный листок, разгладила его.
— Не надо! Отдайте… — шепотом проговорил Зайцев, но из-за стола не встал.
Светлана прочитала вслух:
Видимо, на этом стихи обрывались.
— Да ты, оказывается, поэт, — сказала Светлана снисходительным тоном, — Но с размером и рифмой у тебя пока слабовато. Давно стихи-то пишешь?
— Ничего я не пишу! — не глядя на нее, ответил Зайцев. — Так, балуюсь. И никакие это не стихи!
— Ну и очень хорошо, если сам понимаешь. Впрочем, если очень тянет писать, никто запретить не может. Но для того, чтобы научиться писать настоящие стихи, надо побольше читать.