Год змеи - страница 9

— Что вы еще задумали? — воскликнул Саттар-ака. — Если сделаем это, пострадает прежде всего совхоз. Ну вот смотрите — на одной из ферм содержатся корова и телка председателя райсельхозтехники. Зато мы не знаем забот с запасными частями и вообще с техникой. Нет уж, позвольте мне как руководителю отрасли не согласиться с вами и ответственность за последствия взять на себя.

— Берите, — великодушно согласился Махмуд. — Но весь частный скот с ферм и из отар придется все-таки убрать. В том числе и скотину работников совхоза.

В парке совхоза построена чайхана. Там по вечерам собираются старики, чтобы за пиалой чая обсудить мировые проблемы, а заодно и проблемы родного кишлака. Захаживают сюда и молодые, чтобы посидеть за шахматной доской, просто поболтать. Махмуд тоже часто бывает там, охотно слушает стариков, спрашивает их совета. Разговоры, рассказы старых, честных тружеников лишний раз подтвердили его догадку о том, что на шее совхоза сидит немало паразитов, доводящихся кому кумом, кому сватом или братом. То, что он пытается исключить из сводок липу, поддерживается всеми честными людьми кишлака. А то зачастую получается так, что рабочие совхоза и сами не знают, что же они наработали. По их подсчетам получается одно, а в бухгалтерию идет совсем иная цифирь, как правило, завышенная. Кому-то хочется, чтобы цифры отвечали желаемому результату, а не действительному. И в эту игру втягиваются невольно все труженики совхоза, да только не всем эта нечестная игра нравится.

После завтрака все разошлись по своим кабинетам. Махмуд условился с главным зоотехником о времени выезда в район и стал просматривать бумаги. Вскоре хлопнула дверь приемной, по комнате застучали каблучки секретарши. Зульфия — модница, одевается по-городскому и, понятно, задает тон всей молодежи кишлака. Нынче и в кишлаке все чаще стали встречаться девушки в джинсах. Ну а Зульфия — так будто с обложки модного журнала сошла. Все на ней в обтяжечку, все подчеркивает, обрисовывает стройную, точеную фигурку. И стрижка ей идет, и подкрашенные ресницы, вот только красить губы яркой помадой Махмуд ей отсоветовал, сказал, что это взрослит ее. И двадцатилетняя кокетка послушалась, особенно тогда, когда узнала, что он холост.

В поклонниках у Зульфии недостатка нет. Когда бы Махмуд ни вышел в приемную — возле нее обязательно кто-нибудь крутится. Чаще всего — школьный историк, длинноногий парень в очках; секретарь комитета комсомола тоже охотно торчит в приемной. Но Зульфия со всеми холодна и даже официальна. У нее иные планы. Она хочет понравиться директору-бобо, которому всего-то двадцать семь. Зульфия так активно заботится о нем, что это стало бросаться в глаза конторским. Махмуд был равнодушен к моднице, хотя и позволял иногда комплименты в ее адрес. Весьма безобидные — но однако же комплименты. Он видел, как ликовала Зульфия, слушая их. Может быть, в душе ее даже родилась надежда. И вот теперь… Разве сможет он теперь говорить комплименты какой-нибудь другой женщине, кроме Майсары. А Зульфия?! Нельзя же вот так вдруг перейти на официальный тон, но и поддерживать надежду в ней он не имеет права. Оставалось надеяться на счастливый случай, который поможет ему поговорить с Зульфией по душам.

— Здравствуйте, Махмуд-ака! — Зульфия вошла в кабинет с подносом, на котором стояли чайник и пиалы. — Успешно съездили в столицу?

— Спасибо, Зульфия-ханум, — ответил он, — достойных вашего внимания событий не произошло.

— Но вид у вас усталый… работы было много?

«Ну и глазастая же ты, милая!» — подумал он и ответил:

— Дорога утомительная. А тут что новенького?

— Ничего, в общем-то, бумаги я сложила на вашем столе.

— Спасибо, я уже все просмотрел, можете забрать. — Он подвинул папку к углу стола.

— В магазины не заходили? — осмелилась она спросить.

— Да нет, — Махмуд улыбнулся.

— Жаль. А вот я охотно бы походила по ташкентским магазинам.

— Ну что ж, — сказал он весело, — на следующее совещание пошлем вас, с таким расчетом, чтобы и дело было сделано, и магазины не были забыты!

Она рассмеялась его шутке и, взяв папку, вышла из кабинета. Махмуд посмотрел ей вслед, подумал: «Хороша ты, девка, да только сердце мое принадлежит другой».