Годовщина свадьбы - страница 5

стр.

Зенобия(как бы разговаривая сама с собой). Почему он задерживается?

Мать. Успокойтесь, пожалуйста. Вернется. Я не хотела бы быть с вами слишком суровой. Ну что ж, пятнадцать лет — это очень много, хотя иногда мне кажется…


Неторопливые шаги на лестнице.


Может, это он? Зажгите свечу.


Зенобия зажигает свечу и тут же гасит.


Я была здесь только один раз, шестнадцать лет назад, когда Анджей получил место после окончания института. Тогда он обещал мне, что поработает тут год-два, не более и вернется. Но получилось иначе.

Зенобия. Это не моя вина.

Мать. Скажу откровенно — даже хорошо, что мы одни. Так вот, я приехала сюда… Неужели мне почудилось?.. Нет, в той комнате кто- то есть.

Зенобия. Это ребенок. Шестилетний мальчик.

Мать. Кто-нибудь из ваших родственников?

Зенобия. Нет. Анджей взял его из больницы. Мать умерла, а отец очень плохой человек. Бил его и вообще… Он у нас уже две недели.


Проезжает автомобиль.


Кто-то должен был о нем позаботиться.

Мать. Но почему именно Анджей? Ведь это и связывает, и налагает определенные обязательства.

Зенобия. С местами в детском доме трудно, волокита, знаете ли, так вот Анджей… Ведь он занят не только больницей — в нашем городке непочатый край работы.

Мать. Я слушаю ваши речи, смотрю на вас и как-то не могу всего этого увязать. Мне трудно представить себе Анджея и врачом, и вашим мужем, и зятем вашей матушки, и моим сыном, и еще вдобавок приемным отцом.

Зенобия. Вот как? А я это великолепно представляю.

Мать. Вы были воспитаны в другой атмосфере, и ваши родители ожидали от вас чего-то совсем другого, нежели мы от Анджея. Когда я шла со станции… да, новые дома, магазины, скверы; не видно развалин, стало как будто почище, люди одеты лучше, чем шестнадцать лет назад, но что изменилось в них самих?

Зенобия. Не знаю. Я только знаю, что не каждый день у нас бывают похороны, зато крестины ежедневно.

Мать. Я ведь совсем о другом. Впрочем, оставим это. Скажу откровенно…

Голос ребенка. Тетя, я хочу есть.

Зенобия. Сейчас, Павелек, принесу тебе что-нибудь поесть. (Выходит.)


Мать, рассматривая комнату, замечает довольно толстый альбом с фотографиями и открывает его. На первой странице белой тушью выведено: «Зенобии — Анджей» и дата. На каждой странице одна-две фотографии: Зенобия с черной кошкой на фоне цветов, Анджей в белом халате среди работников больницы, какой-то шуточный снимок, свадебная фотография — та же, что на стене, только поменьше. Похороны. Маленький гробик с изображением креста и песочных часов. Мать подносит альбом к глазам, снимок теряет контрастность.

Зенобия возвращается, неся поднос с едой. Уходит в соседнюю комнату.

Мать снова рассматривает альбом: Зенобия и Анджей перед домом, Зенобия на фоне автомобиля. Анджей и Зенобия с лопатами на фоне щита, врытого в землю, на щите надпись: «Здесь будет новая школа». Затем около дюжины неприклеенных фотографий.

Возвращается Зенобия.


Мать. Присядьте, пожалуйста. (Обе садятся.) А знаете… теперь и я начинаю волноваться. Далеко ли эта деревня?

Зенобия. Двадцать километров.

Мать. А сегодня такая гололедица. (Пауза.) Так вот, я буду откровенна: мне просто хочется, чтобы Анджей отсюда уехал.

Зенобия. Уехал? Навсегда?

Мать. Да. И как можно скорее.

Зенобия. Простите, но я не понимаю.

Мать. Извините, но я должна внести ясность. Ни я, ни мой светлой памяти супруг не были довольны его выбором первого места работы. Но мы полагали, что через год, самое большее два, он возвратится в Варшаву и займется частной практикой. Скажу откровенно, разве все это для такого человека, как мой сын? Я знаю его лучше всех. Что мог дать ему такой маленький городок? На какую карьеру здесь можно надеяться? Но потом совершенно неожиданно появились вы. Не перебивайте меня. Я жду от вас лишь одного — чтобы вы не мешали, что же касается ваших возможных условий, то, какие бы они ни были, я их все принимаю заранее.

Зенобия. Простите великодушно, но я не понимаю…

Мать. Не будьте наивной.

Зенобия. Но Анджей… Анджей — мой муж.

Мать. Я прежде всего заинтересована в том, чтобы он уехал отсюда. Навсегда. Уговорите его, растолкуйте по-своему. Он здесь пропадет, затеряется, ничего не достигнет.