А в юрте горит, горит, две тысячи лет горит огонь.
И я рад, что в лице моего сына прочитывается глубокая задумчивость, наморщившая ему лоб.
Мы набираем охапки ирбена, и пропахшая ностальгией машина несется на юг, домой.
Домой.