Годы гроз - страница 10

стр.

Раньше короли Америи сидели на троне в латах, чтобы все видели — страной правит воитель. Но мода на железо прошла в начале века, теперь все любят бархат и шелк. Кальдийцы задали этот тон, а последние правители династии Аветов подхватили, как сороки стекляшку. К тому же латы тяжелы для старика, и в них будет еще жарче.

Ничего. Скоро мода на все кальдийское — одежду, вино и манеры — тоже пройдет. На вино уж точно.

Проклятый Илларио. Он знает, как любит америйская знать его вино. Знает, сколько денег это приносит торговцам по всей стране. Решение отменить поставки — серьезный удар. Люди будут недовольны, казна потеряет налоги, на западе поднимет голову взяточничество.

Эсмунд не жалел о своем решении захватить Наместника. Уже давно, очень давно короли Америи хотели перенести Святой Престол. Но Законник оказался первым, кто решился на это. Не было смысла ждать лучшего времени. Лучшее время — это сейчас.

Война все равно случится, рано или поздно. У кальдийцев есть слишком хороший повод для нее.

Эсмунд Теаргон был первым в новой династии, сменившей Аветов на троне Америи. А около века назад король Артис Прекрасный оставил кальдийской принцессе бастарда. Мальчик выжил в придворных войнах, его потомки заняли трон и объединили раздробленную страну. И когда скончалась Амелия Третья, последняя из Аветов, сразу вспомнили, от кого ведут свой род.

Нужна была лишь искра, чтобы начался пожар. Эсмунд сам высек эту искру, и уже чувствовал запах дыма.

Но если он и жалел о том, что захватил Наместника, то лишь потому, что сделал это так поздно, когда уже стар и немощен.

— Ваше величество? — голос камергера как будто разбудил его, вырвав из раздумий.

Король внутренне встряхнулся. Два рыцаря с Длани ждали, что он скажет.

— Пусть королевский юрист отправится с вами, — сказал Эсмунд. — Он проверит документы, измерит земли каждого и решит, кому принадлежит это несчастное поле.

— Со всем уважением, мой король, это поле приносит немало пшеницы как владельцу, так и короне, — сказал один из рыцарей. — А мой род всегда был верен Кроунгарду. Мой прапрадед покоится в Тайном зале, и…

— Не стоит хвастать достижениями предков, если сам ничего не добился, — перебил его соперник. — А в Годы гроз никто не богат пшеницей. Я ращу на тех угодьях лишь сургу.

— Довольно! — отрезал Эсмунд. — Король принял решение.

Камергер ударил посохом о пол, ставя сегодняшнюю точку в споре. Рыцари поклонились и отправились восвояси.

Поток просителей не иссякал, и Эсмунд сам прервал его после полудня. К трону допустили того, кто ждал приема уже не меньше двух недель. Человек в лиловом дублете с длинной светлой косой, спадающей на плечо, преклонил одно колено.

Так положено. Простолюдины встают на оба колена, знатные — только на одно. Эсмунд дал знак, и Герда, капитан Королевских Щитов, вышла вперед и силой заставила человека встать на оба колена.

— Я могу отбыть, вашье величество? — покорно спросил кальдийский посол. Внешне он ни капли не оскорбился.

— Думаешь, ты такая же важная персона, как Великий Наместник, чтобы задерживать тебя?

Чужестранец молчал. Придворные тоже молчали, глядя то на него, то на короля.

— Ньет, вашье величество, — наконец ответил посол.

Эсмунд поморщился. Жующий кальдийский акцент всегда раздражал его.

— Можешь отбыть, и захвати с собой пару соотечественников. Мне надоело слушать кальдийскую речь при своем дворе и нюхать ваши тошнотворные духи!

Посол благоразумно кивнул. Герда все еще стояла над ним, и ее не по-женски каменное лицо сейчас выглядело еще суровее, чем обычно.

— Что перьедать моему королю?

— Илларио отправил мне письмо и посылку. Я не буду ничего писать, передай на словах: Великий. Наместник. Останется. В Америи.

— Позвольте сказать, ваше величество.

Кардинал Джерио эль Лекко возник прямо перед троном словно из ниоткуда. На его мелком лице расцвела лошадиная улыбка.

— Нет! Довольно шептаться. Герда!

Капитан Щитов молниеносным движением сорвала с пояса топор и занесла его в воздух. Посол вздрогнул и сжался, по залу пронесся вздох ужаса, когда топор опустился… и упал на пол.

— А вот и посылка, — сказал Эсмунд, глядя, как медленно обретает цвет лицо посла. — Передай ее своему королю.