Годы испытаний. Книга 2. Волга — русская река - страница 7

Комиссар закрыл тетрадь.

— О, да тут почти уже готовая диссертация!

— Какая там диссертация! — спрятал тетрадь в сумку Канашов. — У меня, комиссар, не об ученых диссертациях сейчас голова болит. Когда и кто их напишет — дожидайся у моря погоды. Я вот думаю, как бы нам новой тактике наших командиров и войска оперативнее обучать. Каждый бой и без того много жизней уносит, а новички гибнут, как мухи, даже не успев сообразить, что к чему и какая она трудная штука — война с немцами.

— Михаил Алексеевич, а у меня идея. Что, если ты действительно подготовишься и прочтешь лекцию для командного и политического состава дивизии?

— Ну вот, лекцию… Одними лекциями не больно воевать научишь. Лекция для затравки мозгов нужна, а главное — потом в бою эту науку постигать надо.

— Ну, к примеру, разве не актуальна сейчас такая тема, как о некоторых устаревших положениях в боевом уставе?

— Нет, об этом читать не возьмусь.

— Почему так? Ты же сам пишешь об этом и в разговоре только что подтвердил, что это так.

— Нет, Федор Федорович, все это не так-то просто. Боевой устав наш никто не отменял. Да и не могу я взять на себя такое… У меня только собственные кое-какие мысли на этот счет. А потолковать с командирами да и политработниками по этим вопросам, думаю, полезно.

Стол давно был накрыт для обеда, борщ остыл и покрылся золотисто-красной корочкой.

— Придется подогреть. Чего же есть холодный? — сказал Канашов Ракитянскому и предложил: — Давай, комиссар, пока закусим, а там и первое подоспеет. — Он налил две стопки водки и поставил графин в шкаф.

— У меня сегодня, Михаил Алексеевич, интересная встреча произошла. Гляжу, в партийную комиссию политотдела армии прибыло знакомое лицо. Мы с ним на курсах вместе учились, а потом он решил в войска не возвращаться и посвятить себя научной работе.

— Теоретик, значит? — улыбнулся Канашов.

— Преподавал, писал диссертацию о партийно-политической работе в подразделении.

— Зачем же он на фронт приехал?

— Собирает дополнительный материал, хочет, как выразился он, новыми яркими примерами оживить свой научный груд. Дал он мне отдельные главы и попросил прочесть. Одну я сегодня с большим трудом осилил. Ну и засушил! Не знаю, оживят ли ее какие примеры. Цитата на цитате, цитатой погоняет.

Канашов почесал затылок.

— А ты его по передовой потаскай. Пусть с нашими политработниками познакомится. Это ему на пользу пойдет.

— Если он изъявит такое желание, я помогу…

— А еще лучше — предложи ему должность комиссара в полку Бурунова. Повоюет, вот тогда наберет материалов на несколько трудов.

Вошел Ракитянский, разлил горячий борщ.

Шаронов ел и все поглядывал в соседнюю комнату, где лежали уложенные штабелями вещевые мешки. Не удержался, полюбопытствовал.

— Это что у тебя, Михаил Алексеевич, за склад образовался? — кивнул он на мешки.

— Ракитянского имущество. А ты чего это на чужое добро заришься? — усмехнулся комдив.

Комиссар решил проверить тревожные сигналы о том, что адъютант комдива, пользуясь своим служебным положением, занялся барахольством. Он собирал будто бы и для Канашова и для себя разные трофейные вещи.

— Богатый жених, с приданым, — заметил Шаронов, подмаргивая.

— Он завалит скоро меня этим богатством…

— А ты знаешь, Михаил Алексеевич, худая слава о Ракитянском ходит по дивизии. Как говорится: «Худые вести не лежат на месте».

— Это ты о чем? — насторожился комдив, перестав есть. В это время вошел смущенный Ракитянский. Он, по-видимому, кое-что услышал из их разговора. И Шаронов решил поговорить с ним.

— Ну и легки вы на помине, старшина. Давайте садитесь с нами.

Ракитянский, удивленный и растерянный, сел.

— Я только что пообедал, товарищ батальонный комиссар.

Шаронов снисходительно улыбнулся.

— Говорят, товарищ Ракитянский, вы собираетесь жениться?

Старшина потупил взгляд от неожиданного вопроса.

— Да что вы, товарищ батальонный комиссар…

«Ну, конечно, это Валя кому-то разболтала», — промелькнула у него мысль.

— А вы чего же скрываете? Или не хотите меня с Михаилом Алексеевичем на свадьбу пригласить?

Ракитянский густо покраснел, смущенно улыбнулся.

— Какая сейчас женитьба, война…