Годы молодости - страница 40

— Тогда оставим «Олесю» для второго тома, — сказал Пятницкий, — а к осени напишите два-три новых рассказа.

На этом мы и порешили.

В Севастополь поезд пришел с большим опозданием, вместо утра около двух часов дня. Ехать восемьдесят верст в экипаже до Мисхора в жару, по пыльному шоссе нас не прельщало, и мы решили отправиться в Ялту на пароходе «Ксения», готовившемся к отплытию.

Море, за бухтой покрытое белыми барашками, было неспокойно. «Будет сильно качать, особенно у Тархан-Кута. Может быть, лучше до завтра остаться в Севастополе?» — предложил Александр Иванович. Но я убедила его, что морской болезни не боюсь. И даже в бурную погоду меня не укачивает.

Охотников ехать оказалось немного. Александр Иванович достал отдельную каюту. Однако в помещении было очень душно, и мы заняли места на палубе. Вскоре к нам подошел проверить билеты помощник капитана — толстоногий молодой брюнет в белом коротком кителе.

— Мадам может укачать. Есть ли у вас каюта? — слащаво-любезным тоном обратился он к Александру Ивановичу.

— Благодарю вас, каюта у нас есть, — коротко ответил Куприн, и помощник капитана пошел дальше.

— Посмотри, Маша, — через некоторое время сказал Александр Иванович, — как этот восточный красавец увивается около молодой пассажирки в светлом костюме и шляпе канотье. Не помню, рассказывал ли я тебе историю, которая случилась в одной известной мне семье, жившей в Одессе: молодая женщина ехала на пароходе в Ялту к больному мужу. Помощник капитана заманил ее в свою каюту и там изнасиловал.

Правда, это неплохая тема для небольшого газетного рассказа?

Через пять лет — в 1908 году — Куприн написал рассказ «Морская болезнь». Он был напечатан в редактируемом Арцыбашевым сборнике «Жизнь».

В Мисхоре уже жил мой брат Николай Карлович, на даче, которую после смерти своей матери получил в наследство. Дача находилась на арендованной земле, принадлежавшей графу Шувалову. В то время Мисхор еще только начинал застраиваться. Лишь три года, как эта часть шуваловского имения была разбита на арендные участки, и пока здесь стояли всего четыре дачи.

Внизу, на берегу моря, возвышалась великолепная вилла Кульчицких, родителей моей подруги по курсам, недавно вышедшей замуж за молодого профессора классической филологии М. И. Ростовцева. С Ростовцевыми Александр Иванович был в приятельских отношениях.

Петербургскую столовую Ростовцевых в русском стиле Куприн описал в рассказе «Корь».

С родителями же — Кульчицкими, видно было уже в Петербурге, что отношения не наладятся.

Старик Михаил Францевич много лет был нотариусом в Нижнем Новгороде. Он вел дела местных купцов-миллионеров и пароходовладельцев. Нажив очень большое состояние, он продал свою нотариальную контору и ради дочери, убежавшей из родительского дома в Петербург на курсы, переселился в столицу, где зажил богатым, удалившимся от дел рантье.

Моя мать была знакома с семьей Кульчицких, и после нашей свадьбы Александру Ивановичу и мне пришлось быть у них на торжественном званом обеде. Хозяйка дома Вера Алавердовна держала себя с Куприным необыкновенно тонно. Как выражался Александр Иванович — «задавалась». Первым долгом она сообщила ему, что она старинного рода, урожденная Богатурова, предок ее, хан Богатур, — не то перс, не то армянин, не помню, кто именно, — в каком-то веке прибыл на службу к русскому царю и что по этому случаю она получила воспитание в Смольном институте на николаевском отделении. Туда принимали только дочерей столбовых дворян, тогда как на александровском отделении такого строгого ограничения не было.

Вслед за хозяйкой дома решил занять Куприна и старик Кульчицкий. «Я ведь хорошо знал в Нижнем вашего знаменитого теперь писателя Горького, — начал он. — Тогда Пешков был неотесанным полуграмотным парнем, которого взял к себе в рассыльные нотариус Ланин. Часто Пешков приносил мне бумаги от Ланина, и когда я бывал занят, то выходил в переднюю и говорил ему: „Подождешь здесь, пока я подпишу“. И случалось, что Пешкову приходилось подолгу стоять у меня в передней. Правда, ему бывало не скучно, так как компанию ему составляли другие артельщики. Физиономия его не внушала симпатии — он был очень некрасив».