«Годзилла» - страница 23

Я рассматривал всю эту убогость и заскорузлость, старательно отбивая давно уже отбитые кровати, разглаживал плашками покрывала, ровнял дужки кроватей.

Тесно. Толкаемся и топчемся на месте, создавая видимость работы.

Как оказалось, вторая рота охраны в наш первый день вхождения в её нетленные ряды отбыла в караул, что объясняло тишину и спокойствие в этих стенах, а, значит, нам ещё предстояли одни более или менее спокойные сутки.

После обеденной пайки и до самого ужина мы подшивали бирки со своими фамилиями на личных противогазах, «химзе», получили недельную порцию мыла, туалетной бумаги, свежих полотенец и портянок.

Перед отбоем, построившись на взлётке, командир роты снова внимательно вглядывался своим кривым забралом в наши физиономии.

– С завтрашнего дня у вас начнётся настоящая служба. Поэтому не стесняемся спрашивать у старших по периоду, что здесь, да как, они вам всё объяснят, помогут, а не поймёте, смело обращайтесь ко мне и к другим офицерам, завтра со всеми познакомитесь, – сказал прямо, как «бабушка божий одуванчик» командир роты, потом выпрямился и промолвил: – До свиданья, товарищи.

– До свиданья, товарищ капитан! – срывая свои глотки, хором выкрикнули мы и отправились спать.

Ночью я слышал, как Гурский интересовался у Шмеля:

– А этот капитан, он как, нормальный?

– Кто, Верелёнок? Мы его Верой называем. Ну, сам посуди, он нас, как к себе в канцелярию позвал, сразу на кости с Кесарем поставил и пару раз с ноги по рёбрам для уверенности съездил. Мол, прохлаждались мы в карантине, растащило меня под дембель не по-детски. В других ротах «деды» чисто на забитом, а наш контуженный рвёт и мечет. Танкист, оно сразу видно.

Я лежал на спине, подтянув одеяло к подбородку и думал:

«Няўжо я аступлюся перад гэтымі выпрабаваннямі, няўжо рэчаіснаць зменіць мяне да непазнавальнасці, няўжо хтосьці прымусіць мяне баяцца?»

Я памятаю, як хваляваўся, калі ўпершыню ў школе біўся раз на раз з хлопцам старэйшым за мяне на год, як ужо ў старэйшых класах валтузіўся за сваю школу супраць суседняй варожай гімназіі прама на стадыёне, як потым ва ўніверсітэце пад інтэрнатам удзельнічаў у лютай бойцы з туркменамі і аднаго з нашых парэзалі нажом, і дэкан хацеў было адлічыць усіх удзельнікаў з апошняга пятага курса без спробы залічэння. І што, жывы. Вось ён я. Няўжо гэтае пякельная быдла і неадукаваная гапата змусіць мяне здацца? Не!»

Глядя в потолок, я пытался заснуть, даже не подозревая, что эта была наша самая спокойная ночь в казарме второй роты за предстоящие полгода.

***

К десяти утра в роту с нарядов по караулу, ГРУ и «стелсу» стала прибывать остальная часть второй роты охраны. Мы делали вид, что наводим порядок, подметаем взлётку, протираем пыль, отбиваем кровати. Я видел, как на нас посматривала вся эта заполнившая расположение солдатня, эти странные ухмылки, словно мы некое лакомое яство, которое они ожидали весьма продолжительный период и вот, настало время и огромный кремовый торт внесли на серебряном блюде.

– Первый период, сбор в линейке! – кричит с тумбы очкастый дневальный и мы послушно заходим в эту уютную комнату, рассаживаемся за парты, а под моей ложечкой тревожно сосёт волнение.

«Вось яно, пачалося»

Через несколько минут к нам в линейку заваливает человек двадцать краснощёких рыл, из которых я узнаю только младшего сержанта Кесарчука.

– Да не ссыте, пацаны, – усаживаясь за парту по центру, говорит нам круглолицый и широкоплечий сержант с добрым лицом, подле него садится Кесарчук, остальные окружают их со всех сторон. – Мы вам не «дедушки», мы для вас «фазаны», т.е. второй период, – поясняет он. – Меня зовут Потапенко Рома, и по всем вопросам можете спокойно обращаться ко мне и ко всем, кто находится в этой комнате. «Дедам» лучше вообще ничего не говорите и ничего у них не спрашивайте. Такие у нас тут суровые правила. Серёгу вы знаете, ещё у нас есть один младший сержант Юра Гнилько.

Я увидел накаченного малого с маленькими глазками и детским лицом.

– Наши ефрейтора Вильков или Виля, Тавстуй, Ракута, Едловец и Мирошин, можете называть его Мироном, он не против.