Гоголь - страница 9

, все останавливало меня и поражало… О, моя юность! О, моя свежесть!»

Гоголь указывает в этом отступлении отличительное свойство не только детского мира, но и мира художника: видеть все в «особенностях», в частности, в подробностях, в осязательной телесности. Его привлекает не среднеобщее, а конкретное: покрой сюртука, деревянные ящики с гвоздями, с серой, желтевшей вдали, с изюмом и мылом, дворовая девка в монистах, мальчик в толстой куртке.

Этот яркий детский мир Гоголь отразил в своих ранних произведениях, Кулиш вполне справедливо пишет:

«В первых своих произведениях Гоголь нарисовал многое, что окружало его в детстве, почти в том виде, как оно представлялось в глазах его. Тут еще не было художественного слияния в одно предметов, разбросанных по целому миру и набранных поэтическою памятью в разных местах и в разные времена. Поэтому его „Вечера на хуторе“ и некоторые пьесы в „Миргороде“ и „Арабесках“, при всей незрелости своей, имеют для нас теперь особенный интерес…

Поющие двери, глиняные полы и экипажи, дающие своим звяканьем знать приказчику о приближении господ, — все это должно было быть так и в действительности гоголевского детства, как оно представлено им в жизни старосветских помещиков. Это никто другой, как он сам, вбегал, прозябнув, в сени, хлопал в ладоши и слышал в скрипении двери: „батюшки, я зябну!“. То он вперял глаза в сад, из которого глядела сквозь растворенное окно майская темная ночь, когда на столе стоял горячий ужин и мелькала одинокая свеча в старинном подсвечнике»[6].

Очень любил ребенок-Гоголь вещи: ручки, пеналы, перочинные ножи, краски, охотно ткал на гребенке пояски.

Рано научился читать и писать. Обучение происходило под наблюдением Василия Афанасьевича. Он сам задавал сыновьям, старшему Николаю и младшему Ивану, сочинения на разные сельские темы. Мальчиком Гоголь принимал участие в театральных постановках отца и помогал ему. Для подготовки в школу был нанят семинарист.

Капризный, себялюбивый, неуравновешенный, даже болезненный, Гоголь-ребенок соединял в себе богатую восприимчивость к «особенностям», ко всему телесному, с мечтательностью, с разными страхами. Однако тихая деревенская обстановка, обилие зелени, здоровый воздух, достаток давали перевес бодрому и положительному. Но чем же тогда заменить их?

В 1818 году вместе с младшим братом Иваном Гоголь поступил в полтавскую гимназию.

Нравы и порядки дореформенных гимназий отличались грубостью. Детей пороли за незначительные провинности, воспитывали угодничество, раболепство, презрение к «мужикам», трусость. Об этом воспитании наглядное представление дают страницы «Мертвых душ», где изображается жизнь Павлуши Чичикова в школе. И родители и воспитатели учили, что надо надеяться на копейку: товарищи выдадут, а копейка никогда не выдаст. Ценились не успехи в науках, а благонравное поведение, которое измерялось прислужничеством перед старшими, ябедничеством, причем эти прислужники и ябедники первыми же при удобных случаях не только забывали о своих «благодетелях», но и делали им посильные гадости.

Этот казенно-елейный, угоднический дух сохранили детские письма школьника Гоголя:

«Целую бесценные ручки Ваши, имею честь быть с сыновним моим к Вам высокопочитанием, Ваш послушный сын…». «С глубочайшим высокопочитанием и сыновнею преданностью имею честь быть, любезнейшие родители…».

Учился Гоголь вяло и относился к разряду воспитанников «на худом замечании», был склонен к насмешливости, иногда к остроумным и злым проказам. В науках не преуспевал, хотя и отмечал, будто им вполне довольны; однако, просил взять учителя математики, чтобы «поспеть с честью во второй класс».

Таким подросткам, каким был Гоголь, школа того времени давалась нелегко: «воспитанников» стригли под общую гребенку, а у Гоголя было много своенравия, причуд, упрямства. Ученики, подобные Гоголю, могут усердно заниматься, но не по звонку, быть хорошими товарищами, но тогда лишь, когда им близко удается сойтись со сверстниками; все у них выходит по особому. Это раздражает тупых педантов, мундирных душонок, чернильных каракатиц, мокрых слизняков.