Голд, или Не хуже золота - страница 19
— Мы и подходили, — ответил Ральф с ноткой недоумения в голосе.
— У вас был неудачный брак?
— Да что ты, — с чувством ответил Ральф, — у нас был идеальный брак.
— Что ж ты тогда развелся?
— Говоря откровенно, Брюс, я не видел особого смысла в том, чтобы связывать себя с женщиной средних лет, у которой четверо детей, пусть эта женщина и была моей женой, а дети моими детьми. А ты видишь в этом какой-нибудь смысл?
Редко Голд так быстро приходил к какому-нибудь выводу.
— Обязательно передай Андреа, что я был ужасно счастлив услышать о ней, — сказал он. — И что я надеюсь, мы скоро увидимся.
— Я тебе на днях перезвоню.
— Буду ждать.
Сердце Голда от возбуждения просто прыгало в груди. Фантазия его разыгралась. Он знал, что в десять раз умнее Ральфа и может сделать в правительстве гораздо более головокружительную карьеру, если только ему удастся вскочить на подножку. А если Ральф смог жениться на Элли после развода с Келли, после трудностей, которые у него были в связи с уходом от Норы или Нелли, то и Голд не видел абсолютно никаких оснований оставаться женатым на Белл.
Голд дошел в своих умопостроениях до этого соображения, когда снова зазвонил телефон.
— У ТЕБЯ, кажется, хорошие перспективы, Брюс, — радостно сообщил Ральф. Прошло не более пяти минут, и Голд представил себе эту картинку: Ральф в коридоре громкими выкриками дипломатично прощупывает общественное мнение. Но Ральф был слишком хорошо воспитан и никогда не кричал. — У меня и правда чердак дымится от того, как у всех здесь дымятся чердаки от твоих словечек. Сначала этот «современный универсальный электорат», а теперь еще и «чердак». Я тут опробовал его на двоих-троих, так у них сразу чердак задымился. Мы все считаем, что было бы неплохо начать использовать тебя здесь как можно скорее, если мы решим, что вообще хотим тебя использовать.
— А на какую работу я бы мог рассчитывать?
— А на какую пожелаешь, — ответил Ральф, — в зависимости от того, какие будут вакансии, когда мы тебя возьмем. У нас сейчас большая реорганизация.
— Да брось ты, Ральф, — вежливо возразил Голд. — Ты ведь не думаешь так на самом деле.
Казалось, Ральф снова испытал легкое недоумение.
— А почему нет?
— Сенатор?
— Это выборное.
— Посол?
— Не сразу. Для начала ты нам будешь нужен в Вашингтоне. Понимаешь, Брюс, мы испытываем острую необходимость в профессорских кадрах, но мы не можем обратиться в Гарвард после всего, что они сделали[26]. Страна этого не поймет.
— А как насчет Колумбии?
— Пустой номер. Думаю, здесь уже никто не считает, что в Колумбии осталась хоть капля интеллекта. Вот Бруклин, конечно, идеален.
— А что мне придется делать?
— Все, что захочешь, лишь бы это не выходило за рамки того, что нужно делать и говорить в поддержку нашей политики, согласен ты с ней или нет. У тебя будет полная свобода.
Голд смутился. Он деликатно заметил:
— Меня нельзя купить, Ральф.
— Даже если бы это было возможно, мы бы этого не сделали, Брюс, — ответил Ральф. — Этому президенту не нужны подхалимы. Нам нужны независимые, цельные люди, которые будут согласны со всеми нашими решениями после их принятия. Ты будешь абсолютно самостоятелен.
— Думаю, я смогу найти себе место в вашей команде, — решил Голд.
— Я рад. Черт, здорово, что мы снова будем вместе, Брюс, правда? Помнишь, как мы, бывало, отлично проводили время? — Голд не мог припомнить случаев отличного провождения времени с Ральфом. — Мы хотим как можно скорее провернуть твое назначение, хотя спешить нам нельзя. В настоящий момент ничего невозможно сделать.
— Мне все равно понадобится какое-то время, — любезно пришел на помощь Голд. — Мне нужно будет закончить дела, прежде чем я возьму отпуск.
— Конечно. Только пока никому ничего не говори. Мы хотим сделать из этого важное политическое событие, хотя нам и придется держать все в глубочайшей тайне. — Голд прислушивался, не прозвучит ли в тоне Ральфа хотя бы намек на шутку. Но он прислушивался напрасно. — Если твое назначение будет плохо принято, — продолжал Ральф все тем же информативным тоном, — то нас начнут критиковать еще до того, как мы о нем объявим. Если же оно будет принято хорошо, то мы натолкнемся на сильнейшее сопротивление в лице другой партии и наших собственных левых, правых и центристов. Вот почему нам на руку, что ты еврей.