Голливуд - страница 12

– Чинаски, – выговорил он. – Сукин сын, Чинаски!

Я чуть кивнул.

– Один из моих читателей, – сказал я Саре.

– О! – отозвалась она.

– Чинаски! – услышал я голос справа.

– Чинаски! – эхом откликнулось еще откуда-то. Передо мной на стойке появилось виски. Я поднял стакан: «Спасибо, ребята!» – и опрокинул.

– Не так резво, – сказала Сара. – Не забывай, где ты находишься. А то мы с тобой отсюда никогда не выкатимся.

Бармен принес еще виски. Он был коротенький, с багровыми шрамами по всему лицу. И выглядел покруче своих клиентов. Он встал возле нас и уперся в меня глазами.

– Чинаски, – сказал он. – Величайший в мире писатель!

– Если вы настаиваете, – ответил я, взял стакан и передал Саре, которая махнула его залпом.

Сара кашлянула и поставила стакан на стойку.

– Это чтобы тебе меньше досталось. Вокруг нас потихоньку скапливался народ.

– Чинаски, Чинаски… Мать твою… Я все твои книжки прочитал. Все до единой! Надо же – могу вот так запросто хлопнуть тебя по заднице! Чинаски, давай дернем на пару! Хочешь, я тебе твой стишок прочитаю?

Я расплатился, и мы дали ходу. Мне опять бросились в глаза кожаные куртки, бледность и атмосфера безрадостности.

Что-то жалкое было во всех этих беднягах, я почувствовал безотчетную тоску, и мне захотелось протянуть к ним руки, обнять и утешить, как какому-нибудь Достоевскому, но я, слава богу, смекнул, что они только рассмеются мне в глаза.

Этот мимолетный приступ сострадания гроша ломаного не стоил.

Они проводили нас до машины. «Чинаски, Чинаски… А кто эта прекрасная леди? Ты ее не стоишь, парень! Чинаски, куда же ты, выпей с нами! Будь человеком! Будь таким, как твоя писанина, Чинаски, не будь мудаком!»

Они, конечно, имели на меня право. Мы сели в машину и медленно двинулись сквозь толпу, которая нехотя расступалась, посылая нам воздушные поцелуи. Кто-то хлопнул ладонью по стеклу… Я вырулил на шоссе.

– Значит, это и есть твои читатели? – спросила Сара.

– Да, видимо, мой основной контингент.

– А порядочные тебя совсем не читают?

– Надеюсь, что читают и они.

Дальше мы ехали молча. Потом Сара спросила:

– О чем ты думаешь?

– О Деннисе Боди.

– Кто такой Деннис Боди?

– Мой единственный школьный друг. Я думаю, что стало с ним теперь.

По дороге я увидел вывеску «Недвижимость. Фирма „Радуга“».

Я припарковался. Место для стоянки было плохо вымощено, в ямах и выбоинах. Мне удалось найти более-менее ровную площадку. Мы пошли в контору. Прямо на пороге сидела жирная грязно-белая курица. Я поддел ее носком. Она встрепенулась, выпустила дерьмеца, впорхнула в комнату, выбрала местечко в уголке и уселась.

За столом сидела дама лет сорока пяти, костлявая, с прямыми седыми волосами, украшенными красным бумажным цветком. Она прихлебывала пиво и курила «пэлл-мэлл».

– Ах, батюшки, здрасте! – обрадовалась она нам. – Ищете что-нибудь в наших краях?

– Можно сказать и так, – ответил я.

– Будем считать, вы так и сказали! – захохотала она.

Дама, не отрываясь, допила пиво и протянула мне визитку:

Лайла поднялась с места.

Не заперев дверь конторы, она села в машину. Это была «комета» 1962 года выпуска. Я сразу ее узнал, у меня когда-то была такая. Она выглядела точь-в-точь, как моя крошка, когда я продавал ее на металлолом.

Мы пристроились в хвост и поехали вверх по извилистой грязной дороге. Несколько минут мы передвигались в кромешной тьме. Улицы не освещались совсем, а по обеим сторонам зияли пропасти. Я подумал, что ехать тут поздно вечером, без огней и сильно поддавши, не так уж безопасно.

Наконец мы подкатили к некрашеному деревянному дому. Когда-то, конечно, его красили, судя по всему – в грязновато-белый цвет, но время почти не оставило на нем следов былой красоты. Дом здорово осел, накренился вперед и набок. И был он большой и какой-то родной.

Вот что значит, подумалось мне, брать аванс за ненаписанный сценарий и пользоваться услугами налогового консультанта.

Мы ступили на крыльцо, и доски прогнулись под нашей тяжестью. Я весил двести двадцать восемь фунтов – за счет жира, а не мускулов. Ах, молодость, где ты! Когда-то я весил сто сорок четыре при росте в шесть футов: то были времена, когда мне нечего было жрать и хорошо писалось.