Голливудский мустанг - страница 8

Когда он, сделав поворот, поднял голову над водой и лег на спину, то обнаружил, что разыгрывать удивление нет нужды. У дальнего бортика не оказалось Марти Уайта. Там стояла Луиза и улыбалась. Она держала в руке черный переплетенный сценарий; на шее у нее висели маленькие часики. Луиза была идеальным образчиком добросовестной, толковой помощницы режиссера, хотя по росту и привлекательности значительно превосходила большинство девушек ее профессии.

Заметив улыбку на лице Луизы, Джок крикнул:

— Что тут забавного?

И тоже улыбнулся, потому что знал, как он выглядел; он лежал на спине, его член стоял, как мачта корабля.

— Не смотри так. Сделай что-нибудь! — со смехом закричал Джок.

Она положила сценарий на металлический столик и начала медленно, методично раздеваться.

— Ну, как прошла встреча? Расскажи мне!

— Неплохо, — ответил Джок, подплыв к бортику и положив подбородок на белый кафель, чтобы иметь возможность наблюдать за тем, как она раздевается.

— Ты получил контракт?

— Не совсем, — сказал Джок.

Луиза замерла, задрав майку над головой; ее груди приподнялись.

— Что значит — не совсем?

Он начал объяснять; Луиза освободилась от майки и сняла с себя слаксы, обнажив длинные, сильные ноги. Потерпев неудачу в качестве актрисы, она три года проработала пловчихой в гастролирующей водной феерии; у нее было упругое, красивое тело. В отличие от балерин, ноги у пловчих обычно сильные, великолепные. Когда Луиза обхватывала ими Джока, он испытывал восхитительную, почти невыносимую боль.

У нее были также превосходные бедра и столь плоский живот, что, занимаясь с Луизой любовью, Джок мог сосчитать ее пульс по биению брюшной аорты.

Сняв трусы, она обнажила две узкие белые полоски от крошечного бикини. Они оттеняли ее загорелую кожу и светлый пушок на лобке.

Когда Джок без излишней скромности пересказал ей содержание беседы, Луиза уже приготовилась нырнуть в бассейн. Она прыгнула через его голову и погрузилась так глубоко, что ее соски коснулись голубого дна. Луиза поднялась на поверхность в дальнем конце бассейна под доской для прыжков; она тряхнула головой и внезапно сказала:

— Престон Карр?

Она словно только сейчас поняла то, что Джок сказал несколько секунд тому назад.

— Если бы им на самом деле понравился сценарий, они бы согласились на Ланкастера. Или Холдена. Или даже Митчема, — твердо произнес Джок.

— Не знаю, — задумчиво и обеспокоенно отозвалась Луиза и поплыла. Держа голову над водой, она двигалась по бассейну за счет быстрых, изящных, ловких движений ног. Достигнув бортика, она перевернулась на спину и поплыла к центру; ее белые груди возвышались над водой; соски сморщились — предвечерний воздух уже стал прохладнее подогреваемой воды. Она погрузилась чуть глубже; сейчас ее груди казались более полными и светлыми, чем прежде.

— Если президент потребовал Престона Карра, значит, он не удовлетворится никем другим, — произнесла она серьезным тоном.

Не желая продолжать этот разговор, Джок оттолкнулся от бортика, нырнул в глубь и поднялся на поверхность прямо перед Луизой. Она ощутила бедрами его эрекцию. Это было окончанием беседы.

Их связь длилась уже несколько месяцев; они никогда не обменивались словесными нежностями.

Вопреки своей внешней сдержанности Луиза обожала секс, однако была весьма разборчива. Одновременно она встречалась только с одним мужчиной; ее романы продолжались много месяцев. Но с подходившем ей человеком она держалась совершенно свободно, раскованно, без жеманства, тирании и уловок, к которым большинство женщин прибегают из кокетства или во имя фальшивой скромности.

Она верила в равенство партнеров и ждала от мужчины удовлетворения в той же мере, в какой давала его сама. Луизе повезло — исключительная привлекательность позволяла ей в большинстве случаев самой выбирать любовников.

Когда Джок впервые приехал в Голливуд, ему не понравились бассейны с подогревом воды. Они напомнили ему о любви и неге и разложении нравов, приведших к падению Римской империи. Однако позже он понял, что теплая вода усиливает сексуальность. Она придавала акту дополнительную чувственность, превосходившую ту, что Джок испытал однажды на шелковых простынях римского отеля с итальянской кинозвездой.