Голое небо - страница 4
Чуть-чуть зашелестят.
О, эту грусть не выпить им,
Все тоньше дальний дым.
1922
«Весь день мой исполнен заботы…»
Весь день мой исполнен заботы,
И я оглушен ей, пока
Под вечер листочков блокнота
Моя не коснется рука.
И снова могущество мага,
И день свой огромный отдашь
За этот клочочек бумаги,
За этот живой карандаш.
1924
«Трагические древние герои…»
Трагические древние герои,
Напыщенность — вот роковой удел,
И я с недоумением смотрел
В кинематографе «Паденье Трои».
Но темы я не знаю благодарней,
Чем эти, доблестью не хуже тех,
Но любящие семечки и смех,
Растрепанные, радостные парни.
1926
Ночной стих
Я ночью и темный, и нищий,
И стих мой — пустая сума;
Но мир и достойней, и чище,
Когда в нем полночная тьма.
Хоть солнца и жаль ей немножко
Для нищей и темной души,
Лишь звездные черствые крошки
И воздух ночной хороши.
Смотрю я на голое небо,
На лунную рваную тьму,
И крошки всемирного хлеба
Мою наполняют суму.
1926
С вышки Исаакиевского собора
Да, установлено: его черты
Академично серы и бездушны,
Но все-таки с орлиной высоты
Казался он куда как простодушней.
И в розоватом мягком полусне,
Среди туманных утренних пеленок,
Могучий город улыбнулся мне,
Как простодушно-ласковый ребенок.
И я хотел, но я не мог солгать,
Не чувствовал, что он мудрец надменный,
Что так гранитны эти берега,
Что много-много помнят эти стены.
Нет, основательно забыты здесь
Истории беспутства и злодейства,
И право же, не сумрачная спесь
Его дворцы и шпиль адмиралтейства.
И розовым величьем упоен,
Самих детей блаженней и капризней,
В тумане утреннем проснулся он,
Как бы для новой радости и жизни.
Весна 1925
На берегу Вытегры
На фоне спокойствия серого
Понятны мне сосен кресты,
Как белые камни на севере,
Раздумья мои просты.
Нет, сердце мое не поправится,
И крест мой не будет светлей,
Но серое небо мне нравится,
Застывшее в муке своей.
И в край, где спокойная Вытегра,
И даль углубленно-гола,
Сегодня пришел я, чтоб вытекла
Последняя слабость из глаз.
1926
Врач сказал
Врач сказал, что он не мог предвидеть
Для моей болезни быстрый рост,
Но что в левом легком нежный выдох
Перешел уже в туберкулез.
И моей печалью углубленный,
Я сегодня лето не люблю,
Августовский воздух разреженный
Из глубоких далей я ловлю.
И уже в смертельном, легком танце
Листья желтые летят,
И уже болезненным румянцем
Покрывается мой сад.
И уже не трудно мне предвидеть
Увяданье этих крупных роз,
И уж август, словно нежный выдох,
Углубляется в туберкулез.
1926
В баре
Как ветер, мысль моя крылата,
Стремительна, как водопад,
Когда веселый вентилятор
И музыка кругом шумят.
Мне больше ничего не надо,
Я слышу этот пьяный шум,
И легкомысленную радость,
Как шарф мой шелковый, ношу.
Закрыл глаза, и снова: фетры
За дымкой нежно-голубой,
И легкомысленные ветры,
И к миру беглая любовь.
Прости меня. Я не с тобою,
Не с музой — жадная, бог с ней, —
С табачной дымкой голубою
Я связан крепче и нежней.
И, словно ветер, мысль крылата,
И вечный льется водопад,
И музыка, и вентилятор,
Как время легкое, шумят.
Октябрь 1926
Закон (1-й вариант)
Хвала тебе, Закон, старик слепой!
Твоя рука в сияющих запястьях
Вознесена над миром и судьбой,
И мы в Твоей неколебимой власти.
Вокруг тебя — суровый, вечный храм:
Кадильницы планет, тобой заклятых,
И пламенных дыханий фимиам,
И кровь живых, мучительно распятых.
И в вышине — над гибелью живых —
Звучание насмешливого хора…
Горит рука в запястьях огневых
Стоящего над миром Дирижера.
Мы на Кресте спокойно примирились,
Мы поняли проклятий шутовство,
И мудрости жестокой поклонились,
И мы — Твои, слепое божество.
1918
Павловск
В этом парке надо чтить обряд:
Поиграть старинною печалью,
Погрустить, любуясь темной далью,
Где туманы, дымы и закат.
Но чтоб мягче погрустили мы,
Эти воды мертвенно-покойны,
И круглятся плавные холмы,
И деревья встали цепью стройной.
И всегда веселый этот стих
Здесь печалям сладким не изменит,
В тихой думе на мосту оленей,
У прудов студено-неживых.
1921
Крез
Проходит жизнь, и мне не горько,
Что я богатства не нашел,
И в самой маленькой каморке
Просторно мне и хорошо.
И все свободнее теперь я
В мои спускаюсь тайники,
Где поэтические перлы
Моей любви, моей тоски.
Кровати жалкое железо
И небеленая стена,
И все-таки богаче Креза