Голос над миром - страница 8

Однако вернемся к моей анкете.

Место рождения — Мольяно Венето. Год рождения… Гм… оставим этот вопрос открытым. Родилась в июне месяце, ярким солнечным днем, в один из самых последних годов прошлого столетия. Кто пожелает узнать поточнее, пусть заглянет в мою метрику.

Сейчас Мольяно маленький городок, оживленный, даже шумный; его улицы освещены неоновыми лампами, а на главном перекрестке стоит светофор. В годы же моего детства это было чистенькое приятное селение, выходившее на большую проезжую дорогу, соединявшую Местре с Тревизо. Мольяно славилось главным образом своими великолепными садами и парками, окружавшими многочисленные чудесные виллы, построенные венецианскими патрициями еще во времена дожей. Эти виллы, разбросанные вдоль дороги Терральо на всем протяжении от района Марокко до Преганциоля, сохранились до сих пор. Но теперь они уже не столь одиноки и безмолвны. Тысячи новых вилл, домиков и даже большущих зданий выросли вокруг за последние тридцать лет, особенно за годы после второй мировой войны.

Несмотря на это, Терральо, дорога, столь милая мне по воспоминаниям детства, остается одной из красивейших в Италии. По ней так же приятно мчаться в машине, как прежде в повозке, или дилижансе, или же на электрическом трамвайчике, ходившем между Тревизо и Сан-Цулианом после первой мировой войны. А от Сан-Цулиана, расположенного у самой лагуны, можно было на пароходике добраться до Венеции.

Мои родители переселились в Мольяно после свадьбы. Оба были учителями начальной школы и поженились в городке Цермон, где преподавала моя мать, происходившая из состоятельной, цивильной, как говорили тогда, семьи, а отец был сыном ткачей, живших в Кастеллетто ди Солигетто.

Родился он в Пьеве ди Солиго и с ранних лет проявил себя удивительно способным мальчиком, очень музыкальным и любознательным. Человек железной воли, отец не захотел мириться с незавидной судьбой простого ремесленника, пусть даже мастера своего дела. Он пожелал учиться и, хотя жил далеко от города Тревизо, сумел получить диплом учителя начальной школы, что было в те времена довольно трудным делом. Ему удалось даже стать музыкантом и, осмелюсь сказать, подлинным музыкантом. Он не раз и подробно рассказывал мне, как это случилось. Первым его учителем был слепой органист, игравший по воскресеньям в сельской церквушке. Однако очень скоро органист уже ничему не мог научить прилежного, удивительно восприимчивого, настойчивого и… донельзя бедного мальчугана. Все же единственный, превзошедший самого учителя ученик не бросил старого органиста. Он продолжал разучивать новые мелодии на стареньком церковном органе и ценой тяжких лишений покупал ноты, партитуры, учебники по композиции… Словом, отец сумел стать не только школьным учителем, но и преподавателем музыки.

Когда отца вместе с мамой перевели на работу в Мольяно, он получил место дирижера тамошнего оркестра.

Пока маэстро Менегель проводил репетиции с оркестром, старательно переписывал бесчисленные партитуры, сочинял органную музыку, которая затем исполнялась на торжественных мессах в окрестных церквах, нежная и романтичная «синьора Мария» посвящала свободные часы чтению и, кажется, даже сочинению стихов. Она была счастлива в браке. Впрочем, очень скоро у нее появились свои заботы и хлопоты — родилась Антониетта, иначе говоря, Тоти.

Сколько раз я пыталась воскресить в памяти образ моей дорогой матери, которая, увы, умерла, когда я была еще крошкой. С помощью нескольких пожелтевших фотографий я припоминаю задумчивое лицо, тоненькую фигурку в наглухо закрытых простеньких платьях. И тогда в памяти всплывает, как не раз я подвергала тяжкому испытанию терпение мамы своей резвой беготней, постоянным пением и всякими шалостями.

Однажды я умудрилась оторвать несколько пуговиц от ее платья и отправилась играть в «блошки» со своими друзьями, уже шумевшими во дворе.

Когда же я закрываю глаза, погружаясь в воспоминания далекого прошлого, то словно слышу мамин голос, умоляющий служанку увести меня, потому что от моих бесконечных трелей у нее голова кругом идет. Пожалуй, моя страсть к пению, проявившаяся с самых ранних лет, была единственным яблоком раздора между отцом и матерью.