Голос во тьме - страница 36
Папа Эймс, тяжело пыхтя, скатился по лестнице, загремел ключами, открыл люк, оттащил в сторону полено. Комиссар спрыгнул с лестницы на тесную площадку, кабатчик швырнул в него чурбаном и ввалился в подвал. Бреннон ухнул — целиком увернуться от снаряда в тесном закутке он не смог, и удар чувствительно пришелся в бок. Он выхватил револьвер и прыгнул в люк. Папа Эймс как раз разгребал солому в углу со скоростью безумной белки.
— Эй! — рявкнул Бреннон. Эймс отскочил от соломы и выхватил нож.
— Вперед, — подбодрил комиссар и слегка качнул револьвером в сторону соломы. Кабатчик скроил непонимающую рожу. — Давай живо!
— Вы меня не тронете! — с взвизгом крикнул Папа. — Не имеете права!
— В башку — нет, — кратко ответил Бреннон, — а вот колено — запросто. Или что там тебе дорого.
Эймс облизнул губы и бочком–бочком подобрался к груде соломы. Из–под нее сочилась вонь, неистребимая даже в канализации, которой не пользовались десятилетиями. За дверью послышались быстрые легкие шаги. Папа воспрял.
— Помогите! — заверещал он и бросился ничком. — Па–ма…
— Кого кастрируют? — поинтересовалась ведьма, соскочив в подвал. На ее щеках играл румянец, на губах — сытая довольная улыбка. Эймс метнул девушку нож. Джен поймала и бросила обратно.
— Ну уж, — с укоризной сказал Бреннон: нож прибил ладонь Папы к стене и вошел глубоко, почти по рукоять. Кабатчик испустил отчаянной силы вопль.
— Заткни его, — велел Натан и ногой отбросил солому. Сразу под люком начиналась приставная лестница; под ней виднелись проржавевшие скобы. У Эймса вырвался сиплый визг, который перешел в задыхающийся сип и наконец затих. Бреннон обернулся: Джен выпустила концы фартука, которым удушала кабатчика, и толстое тело плюхнулось на пол. Девушка оторвала кусок грязной тряпки, которой Эймс пользовался вместо передника, заткнула кабатчику рот и связала руки его же ремнем. Нож она заботливо забрала себе.
— Видишь что? — спросил Натан.
Ведьма прищурилась на смрадную дыру и доверительно сообщила:
— Там внизу — пол.
— Тогда пошли.
Она первой спрыгнула вниз, приземлилась с бесшумностью кошки, задрала голову и посветила на него оранжево горящими глазами.
— Ну? — гулко поторопила Джен. — Этот гад здесь.
В сводчатом коридоре было не только темно, хоть глаз выколи, но и пахло так, что Бреннону через пару минут уже не хотелось дышать. Ведьма милостиво сотворила огненный шарик и вручила его комиссару. Утоптанная в слое многолетнего дерьма тропка ясно указывала, куда Папа Эймс водил своих постояльцев.
— Парень пошел на отчаянные меры, — прогнусавил комиссар сквозь перчатку.
— Нда. Осмелюсь предложить вам ванну в нашем доме, сэр.
— Ванну? Зимой?
— Ну, я бы на вашем месте не стал возвращаться на работу, — хмыкнула Джен.
— Интересно, что его настолько напугало, — пробормотал Бреннон: сам бы он однозначно выбрал бы между виселицей и канализацией мучительную смерть.
Впереди показалась дверь с решетчатым окном. Папа Эймс вложился в свое предприятие: установил двери, лампы в каморках и оборудовал лежаки. Заглянув в окошко, комиссар обнаружил искомое: Эндрю Полтора Кулака лежал на тюфяке в углу, тупо таращился на тусклую лампу и бормотал под нос молитвы, сжимая в собственно полутора кулаках четки. Крест на них слабо брякал об пол.
«Ого», — подумал Натан. Сутенер лишился половины ладони в одной из уличных схваток, и прозвище Полтора Кулака (а не полкулака) было уважительной данью его свирепости. Когда же он успел дойти до такого жалкого состояния?
— Замок, — велел ведьме Бреннон. Она обвела замок пальцем, толкнула, и он выпал внутрь из выжженного дерева. Комиссар распахнул дверь.
— Ты! — коротко рявкнул он. Эндрю Полтора Кулака громко вскрикнул и буквально попытался влезть на стену.
— Нет! — вопль гулко раскатился по коридору. — Нет! Уйдите! Вон! Вон! Я шагу отсюда не сделаю! Нет!
— С чего бы? — хмыкнула Джен. — Разлюбил свежий воздух?
Натан вошел, держа наготове револьвер. Сутенер забился в угол.
— Угомонись, — сказал Бреннон. — Никто тебя наверх не тащит.
— Да? — прошептала ведьма. — А зачем мы тогда пришли?
Эндрю по стенке отполз от комиссара.