Голоса Америки - страница 39

Так вот, как‑то раз капитан Элдридж запозднился к ужину. Жена выглянула в окно, но увидела лишь море зеленой ботвы, гуляющей волнами от легкого ветерка. Потом словно тень пробежала над этим зеленым морем, и тут же в дом влетел запыхавшийся капитан Элдридж. Он бросился к телефонному аппарату, снял трубку, крутанул ручку и закричал:

— Дайте Чатем! Срочно! Алло, Чатем? Дайте мне Сэма Пейна, почтмейстера! Привет, Сэм! У меня только что улетела с головы фуражка. Легкий бриз несет ее прямо на юг, к береговым рифам. Я высчитал, что она будет пролетать мимо тебя ровно через четырнадцать минут. У меня к тебе просьба, пришли ее назад с завтрашней почтой, договорились, Сэм?

Можете не сомневаться, фуражка капитана Элдриджа пролетела над домом Сэма в Чатеме ровно через четырнадцать минут после того, как он повесил телефонную трубку. И на другой день капитан Элдридж получил ее с утренней почтой назад.

Один бостонец ехал верхом через штат Вермонт в город Честерфилд. У дороги он увидел молодого парня, рубившего толстое дерево.

— Джек, Джек! — крикнул всадник. — Я правильно еду на Честерфилд?

— Откуда ты взял, что меня зовут Джек? — удивился парень.

— Взял да угадал, — ответил всадник.

— Ну, тогда тебе ничего не стоит угадать и правильную дорогу на Честерфилд, — заметил лесоруб.

А надо вам сказать, что любого йоркширца в Америке принято было звать Джек.

Поехал бостонец дальше. Уже стемнело, близилась ночь. Навстречу ему фермер. Бостонец спрашивает его вежливо:

— Скажи, дружище, я правильно выбрал дорогу на Честерфилд?

— Да, правильно, — ответил фермер. — Только, пожалуй, хвост и голову твоей лошади лучше поменять местами, не то ты никогда туда не попадешь.

Немало в американском фольклоре рассказов про американского президента, которого особенно чтут в народе и называют героем, — про Джорджа Вашингтона.

У мудрого Одиссея, наверное, не было столько хлопот с его возлюбленным сыном Телемахом, сколько у мистера Вашингтона с его Джорджем, которому он старался с самых пеленок внушить любовь к истине.

— Любовь к истине, Джордж, — говорил отец, — лучшее украшение молодости. Я бы не поленился проделать пятьдесят миль, сын мой, только чтобы взглянуть на юношу, чьи помыслы так правдивы, а уста чисты, что можно доверять любому его слову. Сердцу каждого дорог такой сын! Как непохож на него молодой человек, избравший путь лжи, запомни это, Джордж! — продолжал отец. — Никто не станет верить ни одному его слову. Повсюду он будет встречать лишь презрение. Родители придут в отчаяние, если увидят своих детей в его обществе. Нет, сын мой, мой милый, мой любимый сын Джордж, лучше я собственными руками заколочу твой гроб, чем допущу, чтобы ты встал на этот позорный путь. Нет, нет, лучше мне потерять свое драгоценное дитя, чем услышать от него хоть слово лжи!

— Постой, па, — серьезно заметил ему Джордж, — разве я когда‑нибудь лгал?

— Нет, Джордж, слава богу, никогда, мой сын! И надеюсь, не будешь. Что до меня, то, клянусь, я не дам тебе повода сделать это. Что и говорить, ведь случается, что родители сами толкают своих детей на этот страшный грех, если бьют их за любую малость, уподобляясь диким варварам. Но тебе это не грозит, Джордж, сам знаешь. Я всегда говорил тебе и повторяю вновь, если когда и случится тебе совершить промах — со всяким такое может случиться, ибо ты еще дитя неразумное, — заклинаю тебя, никогда не прячься за спину обмана! Но смело и открыто, как истинный мужчина, признайся мне в этом.

Назидание отца, может быть, и скучное, но, как ни странно, оно принесло свои плоды. Вот какую историю рассказывают по этому поводу. Она правдива от первого и до последнего слова, так что жалко было бы ее не пересказать.

Когда Джорджу стукнуло еще только шесть лет, ему сделали ценный подарок — он стал владельцем настоящего топорика. Как и все мальчики его возраста, он был безмерно горд им и всегда носил с собой, рубя направо и налево все, что подвернется под руку.

Однажды он гулял в саду и вместо развлечения рубил для матери палочки под горох. Да, на беду, решил проверить острие своего топорика на тонком стволе молоденького вишневого деревца. То была настоящая английская вишня, ну просто чудо, что за дерево!