Голоса Америки - страница 42

Офицеру понравилось ее открытое лицо, широкая улыбка и живая смекалка.

— Если ты такая мастерица, как же случилось, что ты ищешь работу?

— Плоха та пчела, которая дает меньше меду, чем может.

— Так, стало быть, ты хорошо гладишь и рубашки с оборками?

— Хвастаться не хочу, но так оно и есть. Хоть сладко петь ворона не умеет, но уж никто не скажет, что от нее мало шуму.

Офицер улыбнулся в ответ. Не так‑то легко было найти женщину, которая умела хорошо гладить офицерские рубашки с рюшами и оборками.

Ей доверили работу, какую она просила, и она справилась с ней отлично. С того дня она беспрепятственно входила и выходила из форта.

Каждый день она являлась туда со своей большой бельевой корзиной, забирала грязное белье и рубашки и каждый вечер возвращала их чистыми и отглаженными.

Кэйт нравилась всем, потому что любила пошутить и посмеяться. Она постаралась свести дружбу со всеми солдатами форта, даже с теми, кто охранял вход в тюрьму.

И вскоре входила и выходила из тюрьмы так же просто, как в другие места.

Генерал Хад тут же узнал ее, но она вовремя бросила на него предупреждающий взгляд, чтобы он этого не показал.

Однажды как бы в шутку она сказала генералу Хаду в присутствии стражника:

— Я могу и вам стирать рубашки, масса Хад, пока вы сидите тут в тюрьме, если, конечно, хотите.

— Хочу, и очень даже, голубушка, — сказал генерал. — И с удовольствием заплачу тебе за это.

— Пока не получите разрешения от генерала Брауна, это воспрещается, — вмешался стражник.

— Ну, разрешение получить нетрудно, не труднее, чем белке разгрызть орех, — улыбаясь, сказала Кэйт.

Через несколько дней она принесла генералу Брауну его рубашки с оборками и рюшами, которые отгладила с особым тщанием. Он был очень доволен и похвалил ее за прекрасную работу.

Лицо матушки Кэйт так и светилось гордостью. Она поблагодарила и сказала:

— Генерал, тот узник, которого вы держите в тюрьме и собираетесь скоро казнить, просил меня и ему постирать рубашки. Вы не возражаете? Он говорит, что заплатит. А руки у меня загребущие, и, если вложить в них побольше пенни, получатся золотые гинеи.

Генерал Браун рассмеялся шутке и заметил:

— Ну что ж, он в надежных руках, и, думаю, долго носить рубашки ему не придется. Можешь постирать для него, если хочешь. Пусть отправится в последний путь в чистой рубашке.

С того дня матушка стала часто видеться с генералом Хадом, и, когда они остались вдвоем, она рассказала ему про свой план. Он только покачал головой, считая, что все это неосуществимо. Однако матушка Кэйт не сомневалась в удаче, а поскольку для генерала это была единственная возможность спасти жизнь, он согласился. Как говорится, утопающий хватается и за соломинку.

Вскоре после этого смелая заговорщица узнала, что генерала Хада собираются расстрелять через несколько дней.

Она тут же кинулась в тюрьму.

— Вы слышали колокольный звон, генерал? — спросила она его. — Это в церкви поблизости, — А потом ше–потом добавила: — Завтра, когда я принесу вам рубашки, будьте готовы.

На другой день матушка Кэйт пришла в форт уже к вечеру. Она раздала британским офицерам выглаженное белье, забрала то, что надо было стирать, и по дороге заглянула в тюрьму, чтобы отдать генералу Хаду и его вещи.

Уже стемнело, и в камере они оказались вдвоем. Кэйт вытряхнула из корзины все грязное белье и, поставив ее на пол, сказала:

— Скорей, масса Хад, ложитесь в корзину и свернитесь клубком, точно щенок!

— Ну что ты! Тебе не донести. Я тяжелый.

— Какой вы тяжелый? Для мужчины вы некрупный, только ум у вас большой. Ну а я женщина крупная, и голова у меня сильная. Быстрей залезайте в корзину.

Она была права. Генерал Хад прекрасно уместился в корзине и свернулся клубком. Матушка Кэйт набросала сверху грязное белье, обеими руками подняла с полу корзину и поставила себе на голову. Придерживая корзину снизу за край, она не спеша вышла из камеры, как делала уже не раз.

В дверях стоял стражник.

— Ох и тяжелая у меня сегодня корзина, — пожаловалась она молодому солдату.

— С тех пор как ты стала сюда ходить, наши офицеры готовы хоть каждый день менять рубашки, — посочувствовал ей солдат.