Голоса с улицы - страница 68
– Это ваш купе перед домом? – спросил Хедли. – Тот серый «студебекер»?
Марша кивнула.
– Его надо помыть.
– Симпатичная тачка.
– Хорошо бегает, – согласилась она. – Но мощности маловато. Зато из нее удобно выглядывать… задняя часть кузова – почти вся из стекла.
– Я знаю, – сказал Хедли. – Я на таких ездил. Они классные.
– Кадиллак уже не починить, – понуро заговорила вновь Лора. – Видно, придется сдать его на металлолом. За отдельные запчасти можно выручить двадцать баксов, – затем она добавила: – Он припаркован на Мишен-стрит. Думаю, завтра сан-францисская полиция все равно его эвакуирует.
– Очень жаль, – сказал Хедли, пытаясь говорить сочувственно, но его симпатия к Гоулдам резко пошла на убыль. Их смуглые, неприятные лица внушали ему отвращение. «Два тролля», – подумал он. Хриплоголосые тролли с большими ступнями и руками лопатой. Бородавчатые и неприветливые – точь-в-точь как в сказках. Хедли уже потерял к ним интерес и переключил внимание на стройную сероглазую женщину.
Она налил себе дешевого вина.
– Почему вы назвали меня художником? – спросил он Маршу.
– Мы рассказали ей, – пояснила Лора. – Про твои картины – ну, ты знаешь.
– Я уже давно ничего не писал, – ответил Хедли. Но у него появилось странное чувство: он понял, что мог без труда представить себя художником. – Вы издаете журнал? – спросил Хедли. – Вы – главный редактор «Суккуба»?
– Верно, – сказала Марта своим монотонным контральто. Рассудительный голос, спокойный и деловитый. Уверенный в себе. – Но мы похожи на вас… За полгода не выпустили ни единого экземпляра.
– Почему?
– Денег нет.
Повисла пауза, и все задумались о деньгах. Гоулды смотрели безучастно, бессмысленно. Тимми задрал колени, положил на них журнал и не проявлял никакого интереса. Это был ежеквартальный журнал по искусству: вероятно, мальчик привык встречать их повсюду, точь-в-точь как сам Хедли вырос посреди бюллетеней Американской медицинской ассоциации.
За темными квадратами открытых окон сигналили машины. В комнату проникал затхлый воздух с Залива, смрад разъеденной резины и масла. В соседней квартире приглушенно горланило радио. Тяжелые удары и шаги над головой. Саму же комнату загромождали книги и газеты, было душно от запаха пыли, разлагающейся еды, мусора и хлама.
– А сколько стоит издавать журнал? – спросил Хедли.
Марша улыбнулась: ее зубы и волосы, кожа и глаза были нейтрального, смешанного оттенка – не блестящие, но и не тусклые. Словно ее вырезали из старой древесины или кости, а затем отшлифовали и получили матовую поверхность – выбеленную и шершавую, как сплавной лес. В ее теле чувствовалось что-то земное и прочное: несмотря на свою худобу, небольшое лицо, тонкие руки, Марша выглядела сильной.
– Это зависит от того, – ответила она, – какой журнал вы собираетесь издавать. «СИП», например, стоит сотни тысяч.
– А что такое «СИП»? – уточнил Хедли.
– «Сэтердей Ивнинг Пост». Доходы у нас невелики: тоненькая струйка от университетских обществ, изредка пара тысяч от Фонда Форда[20], – она иронично скривилась. – Впрочем, об этом уже можно забыть… От них уже больше ничего.
Хедли задумался: говорить ли ему, что он никогда в жизни не видел журнал под названием «Суккуб»? Стюарт попытался представить, как он выглядит. Вспомнил вузовский литературный журнал: наверное, «Суккуб» выглядел примерно так же – стерильные прямоугольные страницы стихов и прозы, никаких заглавных букв на обложке, титульный лист в модернистском стиле. Плотная высокосортная бумага, белая и пористая. Цена – пятьдесят центов. Состоит в основном из критических статей о Капоте, Прусте, Жиде, Уилле Кэсер[21]. Никакой рекламы, кроме разве что редких магазинов учебной литературы.
В комнате было спокойно – даже слишком спокойно для того, чтобы разговаривать или думать. Хедли с довольным видом расслабился, откинулся назад и стал потягивать вино. Все молчали. Напряжение уже прошло: некуда было спешить, не за что бороться, не к чему стремиться – будто воскресным днем на парковой скамейке. Даже Лоре, обычно такой горластой, сказать было нечего: события этого дня лишили ее остатков воли. Гоулды натолкнулись на кирпичную стену в лице Боба Соррелла. Его непомерная, зверская жестокость поразила их и сделала беспомощными. Они не возразили и не дали отпор, а просто упали духом, поникнув под гнетущим весом его бесцеремонности. Боб Соррелл мог помыкать такими людьми, как Гоулды, поскольку они неспособны ответить той же монетой. Под маской крикливости и суетливости внезапно обнажилась кротость. Гоулдов заманили в наш мир, точно Гензеля и Гретель