Голоса животных и растений - страница 12

стр.

Разыгрывалась литургия шиворот-навыворот, использовались библейские тексты, в которых фигурировал осел (Бегство в Египет, Въезд в Иерусалим и т. д.). Священник завершал некоторые песни ослиным ревом.

Что за облик, что за стать —
Груз любой ему под стать,—

зачинал мессу пастырь. Толпа, бушуя от восторга, подхватывала отдельные его слова и перекрывала его пение ослиным «И-a, и-a, и-а…».

В Отоне на подобном празднике четыре каноника, сопровождая осла-именинника, держали за уголки вышитую золотом попону, которой тот был покрыт. У входа в церковь на осла набрасывали еще и мантию.

Следы этой традиции фиксируются еще у христианского писателя Тертуллиана (155–220). Прежде чем спешить с осуждением явных кощунств в церкви, полезно вспомнить, что язычники в качестве наименования первых христиан использовали слово asinarii — ослы. В Мюнстере была скульптура, изображавшая двух ослов, один из которых читал проповедь, а другой держал требник.

Однако приписывать упомянутой традиции лишь кощунственный смысл было бы проявлением невежества, даже прегрешением против более глубинного религиозного, предназначенного исключительно для посвященных, эзотерического ее характера. Тогда пришлось бы толковать, почему в орденских правилах святого Франциска Ассизского приверженцу его учения прямо вменялось в обязанности обращение в осла, то есть признание себя таковым. Когда будущий блаженный — Джакопоне да Тоди пожелал облечься в одеяние францисканца, приор напутствовал его в том духе, что если он хочет жить среди последователей учения, то должен стать ослом и вести себя как осел среди ослов. В ответ Джакопоне напялил на себя шкуру осла и пошел, приговаривая: «Смотрите, братья, я стал ослом, примите меня, осла, к вам, ослам!» Так же и Савонарола во Флоренции предписывал братьям обращаться в ослов, безропотно сносящих побои. Джордано Бруно написал похвалу ослу в виде специального сочинения «Cabala del Cavallo Pegaso con l’aqqiunta Cillenico» и увенчал его тремя вдохновенными сонетами в честь осла. В каббалистическом толковании осел — символ мудрости; некоторые талмудисты находили в нем добродетели познания: трезвость, терпеливость, упорство и скромность.

— Такого рода праздники — реванш за моральную дисциплину, которую нам навязывает общество! — пытаются оправдать их исследователи истории французских народных празднеств. — Это временное отрицание общепринятых ценностей помогает нам соблюдать в повседневной жизни социальную дисциплину, выносить нелепость или несправедливость, которые иногда подавляют нас.

Подобную же задачу выполняли еще древнеримские сатурналии, когда в течение нескольких дней рабы могли не подчиняться своим господам и даже для вида наказывать их.

В период позднего Средневековья и в эпоху Возрождения любимым зрелищем горожан в Европе были маскарадные шествия «дураков», или «беззаботных ребят». Шествия возглавляли Князь Дураков, Папа-Дурак и Дурацкая Матерь. Процессии ряженых изображали Государство, Церковь, Науку, Правосудие, Семью. Без ослов при этом не обходились. У карнавалов был общий девиз: «Число глупцов несчетно». В Луврском музее Парижа у картины нидерландского художника XV века Иеронима Босха «Корабль дураков», актуальной и сегодня, всегда людно — тому я лично могу быть свидетелем. Вдохновленный одноименной поэмой Себастьяна Бранта, художник образно передает на холсте тезис о неисчислимости глупцов. Утлый корабль без руля и ветрил перегружен пассажирами, которые, кажется, потеряли не только остатки разума, но и соответственно цель и смысл своих действий. Бессмыслица подчинила себе людей, диктует им нелепые поступки. Забыв о благопристойности, монахиня и монах горланят песни — под стать остальному люду. Несуразно ведут себя и другие их попутчики.

В библиотеке Музея естественной истории в Париже мне показали иллюстрацию из изданной в 1642 году книги Улисса Альдрованди «Монстры в истории». На ней во весь рост красуется Глупость. Художник философски осмыслил этот бездонный образ. У нее подстриженная голова осла, груди и живот женщины, остальная часть тела чешуйчатая, как у змеи, левая нога кончается коровьим копытом, правая — птичьей лапой, и позади ягодиц торчит петушиная голова.