Голоса животных и растений - страница 32

Костюмы двух первых лиц мгновенно покрылись сплошной липкой матовой пленкой. Тихо охнув и выговорив скороговоркой известное (теперь, в период расцвета демократии, уже незапрещенное выражение), посол, забыв о себе, бросился оттирать костюм оторопевшего эмиссара центра. Подоспели на помощь дипломаты меньшего ранга и местные официальные лица, дружно попросившие прощения у главы делегации за выходку верблюда.

К сожалению, посол не знал (а его советники, в силу типичной для них неосведомленности, не могли подсказать ему), что во время линьки к верблюду благоразумнее не соваться.

Давно это было. Посол уже ушел со своего поста, как принято говорить, на заслуженную пенсию, заметно подобрев с тех пор и обретя демократические замашки и убеждения. Но тогда я впервые разглядел в верблюде одушевленное, много понимающее, не терпящее криводушия — и в этом смысле человекоподобное существо.

Всякое сравнение хромает.

В Каире я сблизился с муэдзином Мухаммедом Хасаном Али. Как-то мы по-каирски долго, несколько часов без передышки, толковали о том о сем за чашкой кофе на открытой веранде одного из кафе. В какой-то момент разговора я по молодому легкомыслию сравнил одного мимо идущего прохожего с верблюдом, причем явно в ущерб для последнего.

— У вас ошибочные понятия о верблюде и жизни, — недовольно поморщился священнослужитель. — Запомните, верблюд — баловень ислама. В нем кладезь добрых качеств. У Аллаха сто священных имен, которые знал только пророк Мухаммед. Девяносто девять из них пророк раскрыл своим верным ученикам, а сотое доверил лишь зятю — «царю мужей» Али. И заметьте, любимому верблюду, который по сию пору не выдал вверенной ему тайны. Вот почему верблюд, в отличие от человека, столь молчалив — от великих знаний!

Копаясь в старых книгах, я где-то вычитал предание, в котором утверждается, что пророк был сыном владельца верблюдов из Мекки. Опасаясь мести священнослужителей, Мухаммед бежал из города на быстроногом дромадере. Опять-таки на нем же пророк триумфально возвратился в родной город. Понятно, что после таких услуг животное заняло особое место в высказываниях Мухаммеда, а значит, и во всей исламской культуре.

Впоследствии в «Кысас ал-анбийа» («Сказаниях о пророках») я нашел текст любопытного пророчества. Смысл его таков: когда правоверные отрекутся от своих верблюдов, настанет конец света и Божий суд. Однако философские истины, несмотря на их ощутимую весомость, иногда убеждают меньше, чем сама реальная жизнь.

Сомалийский поэт Самантар Бахнан однажды повздорил с женой. В то время он вместе с семьей кочевал в районе Нугаал и Доло. Скандал вспыхнул из-за того, что она захотела подарить родственникам некоторых из принадлежавших ей верблюдов.

— Ничего себе подарочек! — вскричал застигнутый врасплох ее капризом поэт-бедуин. — Я, конечно, люблю твою несметную (Иншалла! На все воля Аллаха!) родню, особенно твоего папу, твою маму. Но что ты сама будешь делать без верблюдов? В них наше счастье и благо. В твоей хижине все сосуды заполнены молоком, а что будет потом, когда верблюды уйдут к твоим уважаемым родичам — да пошлет им Аллах еще тысячу лет жизни? Добро бы еще потчевать их молоком время от времени, как дорогих гостей, но отдать им верблюдов насовсем — это уж извини!..

Поэт-реалист вовремя одернул зарвавшуюся супругу, поскольку прекрасно знал истинную ценность подобного подарка. По горячим следам домашней стычки Самантар Бахнан в назидание потомкам сложил поэму, ставшую значительным явлением в сомалийской литературе. Ее основную идею можно выразить так: ни один здравомыслящий человек легко не расстанется с верблюдом.

Более половины сомалийцев живут скотоводством. Среда и жизненный опыт воспитали в них определенный характер, привычки и чувство прекрасного. «Уши верблюда и натура человека не меняются», — гласит пастушеский афоризм. Поясним: уши верблюда не увеличиваются в размерах в период его роста. Кочевники не перегружают себя вещами, зато каждый предмет в их строгом обиходе, в непритязательном быту обретает кроме практического значения еще и глубокий символический смысл.