Голова королевы. Том 1 - страница 6

Несчастной осужденной не разрешили даже повидаться с ребенком, которого подарила она Генриху, — с златокудрой Елизаветой, похожей на нее как две капли воды. Мужество покинуло Анну при виде эшафота. В диком безумии она разразилась хохотом, потом задрожала от страха, и молилась, и плакала.

В тот же день, когда голова Анны Болейн скатилась на песок, в Виндзорском дворце гремела праздничная музыка. Король Генрих вел Иоанну Сеймур к алтарю.

Томас Кромвель, по словам палача в Тауэре, не позволил завязать себе глаза пред казнью:

— Скажите королю Генриху, — это были его последние слова, — что он поступил нехорошо, в насмешку упрекнув меня, будто я, сын кузнеца, плохо подковал его, обманув насчет огромной, толстой брабантской лошади, которая умеет ржать только на нижнегерманском наречии. Да будет ему известно, что, сто лет спустя, внук этого кузнеца выкует железо, которым будет казнен король Англии.

Окончив эту речь, Кромвель положил голову на плаху, а, когда она была отрублена, мертвые, остановившиеся глаза казненного так и остались широко раскрытыми и выпученными, точно его взор прозревал будущее. Сколько их ни закрывали, они снова открывались, и голова Кромвеля осталась лежать в гробу как бы зрячая.

— Это означает, — пояснил палач, — что лишь после того, как новый Кромвель отомстит за своего предка, умертвив короля Англии, обезглавленный сомкнет наконец свои вежды.

Однажды на пиру у архиепископа винчестерского Генрих увидел грациозную, пленительную Екатерину Говард, племянницу герцогов Норфолк и двоюродную сестру графа Сэррея. Напрасно граф Сэррей предостерегал свою родственницу против кровавого наследия Анны Болейн, Екатерина не послушала его предостережений; она отдала руку королю и сделала его настолько счастливым, что он заказывал всем церквям благодарственные молебны за свое супружеское счастье.

Однако непостоянство сладострастника опять довело его до пресыщения, а предлог предать суду надоевшую жену был скоро найден. Раньше своего брака с королем Екатерина состояла в нежных отношениях с неким Дургэмом, а предназначалась в супруги другому дворянину. Оба эти человека — бывший любовник и жених были немедленно приговорены к смертной казни, а несчастную королеву таскали с допроса на допрос, хотя она не могла дать иных показаний, кроме того что горько раскаивается в своем прежнем легкомыслии, но не признает себя виновной ни в какой неверности своему супругу.

Однако Екатерину обвинили в государственном преступлении, так как она скрыла, что была уже не девушка, когда отдавала Генриху свою руку.

Снова зазвонил погребальный колокол, и черный флаг на зубцах Тауэра возвестил, что голова королевы упала под секирой палача, а герольды провозглашали на улицах Лондона, что, «по праву справедливости», герб и имя казненной королевы должны исчезнуть со всех общественных зданий, а все ее портреты подлежат конфискации.

Это последнее бесчестье было придумано графом Линкольном, министром Генриха VIII и заклятым врагом Екатерины Говард.

Во дворце могущественного графа Килдара, из углового окна в среднем этаже, виднелась высокая, стройная фигура девушки, наблюдавшей сквозь слезы за тем, как кепстэбли снимали с таверны вывеску с гербом королевы Екатерины. Пульс девушки лихорадочно бился, красивые руки дрожали от ужаса, а сердце сжималось невыразимой тоской.

— Бедный Генри! — вздохнув, промолвила она. — Как, должно быть, тяжело ему в настоящую минуту!… Его сестра казнена, родовой герб его имени подвергается поношению, а самому ему, его брату и всем близким грозит опасность тяжкой немилости короля! Ведь они — ближайшие родственники несчастной Екатерины, а Генрих — этот ужасный тиран, не щадящий никого, кто так или иначе навлек на себя его гнев, — не остановится, пред тем, чтобы распространить свою ненависть на всех, кто был близок с виновной… Господи, научи меня, что мне сделать, как помочь Сэрреям? Ведь они — друзья нашего дома, и я сроднилась с ними всей душой!… Если их постигнет какое-либо несчастье, оно так же тяжко, как и их, поразит и меня!… Пойти к отцу, просить у него заступничества? Но согласится ли он на это? Ведь он так дорожит своим положением при дворе!…