Голова в облаках - страница 20

История поимки рыбы, которую излагал Парфенька, не занимала Сеню, и он, постояв из вежливости рядом с Мытариным, отошел в тенечек под ветлу, где дремал кривоносый пожарник. Витяй тоже заскучал под стальным взглядом Сухостоева и ушел вслед за Сеней — полежать на прохладе, покурить.

А Мытарин с какой-то детской любознательностью слушал Парфеньку, вникал во все вопросы, которые задавал Федя-Вася, и с улыбкой поглядывал на неприступно молчащего Сухостоева, который все еще не мог поверить в реальность свершившегося.

— А протокол для чего? — спросил Мытарин.

— Для порядка, — сказал Федя-Вася, не привыкший удивляться. Поправил на капоте «жигуленка» блокнот и, прежде чем продолжить допрос, разъяснил: — Что такое протокол? Документ, Какой документ? Следственный. На какие вопросы отвечает следствие? На главные семь вопросов: что? кто? где? когда? как? при каких обстоятельствах? с какой целью?

В отличие от многодумного Сени Хромкина, занятого изобретательством и мировыми вопросами, Федя-Вася был трезвый практик жизни и считался самым кратким и отчетливым человеком — он рассуждал в форме вопросов и ответов.

— Какая леска на спиннинге? — спросил он Парфеньку.

— Хорошая, — сказал Парфенька. — Плохая лопнула бы.

— Отвечать не вообще, а конкретно: сечение? производство? фирма изготовления?

— Да японская, миллиметровка, поводок стальной. А блесна белая, из серебряной ложки. Пелагея залает, если увидит.

— Это к делу не относится.

— Как не относится, когда на серебряную блесну взяла!

— Пелагея не относится, а не блесна.

— Ложка-то Пелагеина, чудак-человек. А я Пелагеин супруг, муж, короче сказать. Не относится! Кого хошь спроси, все так же скажут.

— Ты должен пререкаться на допросе? Не должен. Вот и отвечай на мои вопросы.

— А я что делаю! — Парфенька снял заячий пестрый малахай, вытер им вспотевшее лицо и опять надел. Он еще робел под грозным взглядом подполковника Сухостоева, начальника всей районной милиции, но участкового Федю-Васю уже не боялся совсем и без робости глядел на директора совхоза Мытарина.

Федя-Вася, однако, продолжал нажимать:

— В районной газете сообщалось, что ты мечтаешь поймать трехметровую щуку. Было такое или это придумали Мухин и Комаровский?

— Было.

— А почему поймал длиннее задуманной?

— Такая попалась.

— Но ты, наверно, втайне мечтал о такой или это она сама явилась, бесконечная?

— Мечтал. — Парфенька виновато опустил голову: тут он сознавал, что пересолил, не надо мечтать так далеко. Что ему, больше всех надо? Но ведь не для себя хотел — для родимой Хмелевки.

— На сколько метров ты мечтал?

— В длину?

— Не в ширину же.

— Ширину я прикидывал обыкновенную, а то не вытащишь.

— Мы о длине говорим.

— Длина сперва виделась на три метра, потом стала расти и сделалась такая большая, что и сказать нельзя и руками не разведешь, потому что какие тут надо руки, когда немыслимая протяженность без конца, без краю.

Сухостоев наконец разомкнул тонкие губы:

— Голову надо проветривать, Парфеня.

— Как так?

— Малахай почаще сымай, вот как, особенно летом. Натворят черт знает что, а милиция разбирайся. — И Сухостоев полез на цистерну рыбовозки еще раз убедиться в нелепой реальности.

— Вытащим, — успокоил его Мытарин. — Мой механик вон уж и план составил.

— Я знал, что приноровится, — обрадовался Парфенька. — Сеня такой, завсегда выручит. Только поскорей давайте, а то она задохнется.

— Воду чаще меняйте.

— Это мы знаем, Степан Яковлевич. Скажите только, чтобы пожарника отсюда не сымали. Ладно?

— Сделаем.

Федя-Вася сердито постучал двуствольной ручкой по капоту «жигуленка»:

— Мы занимаемся чем? Допросом. А вы делаете что, товарищ Мытарин? Отвлекаете допрашиваемого. Прошу отойти.

— А почему, собственно, допрос? Преступник, что ли? Он подвиг совершил, настоящий трудовой подвиг.

–: Это еще неизвестно.

— Как неизвестно? Вот она, рыба, перед вами. Видели когда-нибудь такую?

С цистерны мягко спрыгнул на траву подполковник Сухостоев, похлопал ладонью об ладонь, отряхивая возможную пыль.

— Видели, товарищ Мытарин, видели, — сказал он с усмешкой. — Я лично еще раз осмотрел. Подвиг это или преступление — дело не наше, определят потом. А протокол никогда не помешает. Так, старшина?