Голубая лагуна - страница 6
Она видала уже, как он моет палубу, как пляшет «джигу», как бегает на четвереньках по палубе с Диком на спине, но никогда еще не видала она его таким, как сегодня.
Теперь ей было ясно, что он устал и озабочен. Она порылась в кармане, достала апельсин и, нагнувшись вперед, прикоснулась им к голове «изнемогавшего».
Баттон поднял голову, на миг бессмысленно уставился вперед, потом заметил апельсин; при виде его мысль о «детишках» с их невинностью, о нем самом и о порохе рассеяла туман, затмивший его помутившиеся мозги, и он снова принялся за весла.
– Папочка, – сказал Дик, – у корабля облака!
С невероятной быстротой плотные скалы тумана рассыпались. Легкий ветерок пронизал их, свивая из них удивительные узоры. По воде двигались всадники и развевались, как дым, поднимались и разбивались воздушные валы; высокие спирали валов тянулись до самого неба. И все это с угрожающей медлительностью. Огромный, ленивый и зловещий, но неуклонный, как рок или смерть, туман надвигался, завоевывая, казалось, весь мир.
На этом невыразимо мрачном фоне выделялся тлеющий корабль, паруса которого уже вздрагивали от поднимающегося ветра, в то время как дым из люка как бы кивал отплывающим лодкам, маня их к себе.
– Отчего корабль так дымится? – спросил Дик, – Смотрите, и лодки плывут за нами. – когда же мы вернемся обратно?
– Дядя, – добавила Эммелина, всовывая ручонку в его руку и поглядывая в сторону корабля, – я боюсь.
– Чего, Эмми? – спросил он, притягивая ее к себе.
– Тех фигур, – проговорила она, прижимаясь к нему.
– Я думаю, можно здесь дождаться остальных, – сказал Лестрэндж – Мы достаточно далеко на тот случай, если… если что случится.
– Верно, – поддакнул гребец, тем временем успевший прийти в себя. Пусть себе взрывается, как знает, нас не достанет.
– Папочка, – сказал Дик, – когда же мы вернемся на корабль? Я хочу чаю.
– Мы вовсе не вернемся, дитя мое, – сказал отец. – На корабле пожар: мы ждем другого корабля.
– А где же другой корабль? – спросил ребенок, оглядываясь.
– Его еще не видно, – отвечал несчастный отец, – но он придет.
Баркасы медленно приближались. Они казались тараканами, ползущими по воде. А вместе с ними, но сверкающей глади, ползла тусклая мгла, поглощавшая ее блеск, как это бывает при солнечном затмении.
Тут на шлюпку налетел ветерок, почти незаметный, как ветерок из Лилипута, по холодный и затмевающий солнце. И в тот же миг туман поглотил далекое судно.
Необычайное это было зрелище. Меньше, чем в полминуты, деревянный корабль превратился в корабль из дымки, в прозрачный узор – всколыхнулся и исчез навсегда из глаз человека.
Глава V. Голоса в тумане
Солнце еще более потускнело, затем и совсем исчезло. Уже очертания баркасов становились туманными, и даже та часть горизонта, которая до сих пор оставалась ясной, сделалась теперь совсем невидимой.
Между тем, первый из баркасов приближался, и вскоре послышался голос капитана:
– Гей, шлюпка!
– Гей! – раздалось в ответ.
– Равняйся с нами!
Первый баркас приостановился грести, дожидаясь второго. Последний, и так уже очень тяжелый, был сильно перегружен.
Капитан Лефарж был возмущен поведением Пэдди Баттона, всполошившего всю команду, по ему было теперь не до взысканий.
– Переходите к нам, Лестрэндж, – сказал он, когда шлюпка поравнялась с ними, – у нас есть место для одного. Ваша няня во втором баркасе, который и без нее перегружен: лучше ей пересесть на шлюпку, где она может присматривать за малышами. Поскорей же, туман надвигается. Гей! – обратился он ко второму баркасу, – поторопитесь!
Второго баркаса внезапно как не бывало.
Лестрэндж пересел к капитану. Пэдди оттолкнулся от баркаса и поднял весла дожидаясь.
– Гей! гей! – продолжал кричать Лефарж.
– Гей! – прозвучало из тумана.
В тот же миг первый баркас и шлюпка исчезли из глаз друг-друга, поглощенные туманом.
Надо сказать, что достаточно было нескольких взмахов кормового весла чтобы шлюпка снова стала борт-о-борт с первым баркасом; но дело в том, что мысли Пэдди были заняты вторым баркасом, и надо же. чтобы его угораздило дать три мощных удара весел в том направлении, где он воображал, что находится последний.