Голубой чертополох романтизма - страница 3

Верность природе, действительности во всей ее неисчерпаемой глубине, сколь бы малый кусочек ее ни попадал в поле зрения художника, Айзенрайх стремится сохранить и в собственном творчестве. Всякого рода авангардистские трюки и эксперименты не привлекали его даже в ранней молодости, когда стремление к эпатажу нередко доминирует. Да, он писал поначалу довольно ученические стихи, но учился у Р. М. Рильке и Г. Тракля, неофутуристическая заумь вызывала у него только усмешку. Да, он на первых порах писал свою прозу по готовым образцам, но в учителя себе избрал Штифтера, Додерера и великих русских реалистов — Толстого и Достоевского.

При той эстетической установке, которая с первых шагов отличала X. Айзенрайха, обращение к русской литературе было неизбежно. Корень австрийской литературной традиции, защищать и представлять которую определил себе Айзенрайх, многим критикам вообще видится в некоем особом синтезе немецкой, романской, венгерской и славянской культурных традиций, в котором роль славянства особенно велика. Она велика в австрийцах даже этнографически: редко в ком из австрийских писателей нет славянской крови. Есть она и в Айзенрайхе.

Любовью к русской литературе, в особенности к Достоевскому, проникнут уже первый роман Айзенрайха. Есть у него (вошедший в этот сборник) рассказ, где фамилия любимого писателя фигурирует в самом названии: «Приключение, как у Достоевского». Но Достоевский в этом рассказе, как и вообще у Айзенрайха, словно бы пропущен сквозь призму Чехова: ни изломанности, ни скороговорки, ни надрыва — все держится на недоговоренностях, неявностях, многозначительных намеках. Да, скучающая дама искала случая развлечься, выказав красивую щедрость по отношению к бедной девушке, но было в ее порыве и еще что-то, более глубокое, трудно ею осознаваемое; да, опыт ее закончился конфузом и вроде бы полным фиаско, но в чем-то и моральным выигрышем, смысл которого сформулировать невозможно. Есть в этом рассказе острый социальный критицизм, но есть и указание на самоценную тайну всякой человеческой души, есть хвала великому дару непостижимой, трудной, даже мучительной, но все равно прекрасной жизни, которую не уставала прославлять классическая русская литература.

Первый сборник рассказов — «Злой прекрасный мир» — X. Айзенрайх выпустил в 1957 году. Одновременно с этим сборником появилась радиопьеса «Чем мы живем и отчего мы умираем», принесшая писателю первый крупный международный успех — Итальянскую премию 1957 года. Как и многие рассказы Айзенрайха, пьеса воссоздает интимно-камерную ситуацию: разговор по душам двух супругов. Но именно благодаря этой камерности автору удается изнутри вскрыть глубинные социальные процессы, изнутри показать ту деформацию, которой подвержена человеческая личность на Западе в силу воздействия различных фетишей, ловко навязываемых буржуазной пропагандой индивидуальному сознанию.

Лихорадочная погоня за материальным успехом, за преуспеянием, неуемный потребительский азарт постепенно превращают героя этой пьесы, как и многих героев последующих рассказов X. Айзенрайха («Друг дома» и др.), в выхолощенного робота, в котором оскудевают душевные силы.

Начало 60-х годов знаменует собою пик культурно-философской и литературно-критической эссеистики Айзенрайха. Вместе со своим другом, рано умершим художником Куртом Абсолоном, он выпускает книгу «Карнунтум» — об одноименном древнеримском поселении на Дунае. Айзенрайха привлекает здесь вовсе не возможность романтически полюбоваться руинами и развалинами, воспеть патину времени. Его интересует связь времен, самые корни современной цивилизации и культуры. Он убежден, что без прошлого у народа нет и будущего и что, спускаясь, по слову Томаса Манна, в «глубокий колодец прошлого», мы на самом деле приближаемся к себе: «Не римлян ради, а себя самих ради нырнули мы в эту глубь. Кто на дне прошлого не находит себя, тот вообще остается без всякой находки, перекопай он даже всю почву Эдема».

Беспочвенная и безродная космополитическая псевдокультура — постоянный предмет нападок Айзенрайха и в книге «Реакции». Убежденный патриот, писатель отстаивает здесь — споря с «пангерманцами» — тезис о самостоятельном развитии и художественном своеобразии австрийской литературы и культуры в целом. Страстная полемичность даже накликала Айзенрайху обвинения в шовинизме, которые он уверенно отмел: «Мы против шовинизма, против казенных заверений, что все наше хорошо, а все чужое никуда не годится, но мы против и тотальной или частной интернационализации, ибо и то и другое есть отказ от национальной индивидуальности, без которой невозможно участие частного в целом, провинции в общем порядке мира».