Голубой лёд Хальмер-То, или Рыжий волк - страница 5

стр.

Но однажды в уже светлую ночь апреля в загоне возмущённо закудахтали куры, гоготнули гуси… И пока Пашка ключ от шкафа ружейного искал, пока патроны в стволы загонял, пока не понимал, в тапочках ему выскакивать во двор или ботинки обуть, — в общем, пока все эти «пока» шли, по двору метнулась тень… Стрельнов вырвался на воздух, ружьё уже играло в руках, но… Над калиткой мелькнул серый хвост, а над серой спиной захлопали гусиные крылья… В этот раз «рыжий» прокопал лаз с другой стороны и попал ровно к гусям, впопыхах ухватил птицу — и был таков.

Пашка в утренних сумерках просмотрел все следы. Ночью шёл слабый снег, и следы теперь хорошо печатались на земле. «Рыжий» запрыгнул во двор через калитку, значит, понимал, что колючка над забором — опасность, и ушёл через калитку… Соседи уже начали делиться своими мыслями о поимке волка, но исподтишка посмеивались над Пашкой, говоря: ой, мстит он тебе, Стрельнов, ой, мстит за что-то! Может, щенком кормил мало? А может, не надо было этой Машкой, матерью его, хвастать по всему посёлку? А то ходил тут гоголем — мол, «волчара» у меня живёт, типа кошки там… Ага! Один товарищ по гаражу предложил ему своего волкодава, «кавказца», но Пашка побоялся: собака чужая, ребёнок у него маленький, «кавказец» — он с характером… опасно.

Следующую ночь Пашка не спал, сидел с ружьём. Мысль отомстить, просто отомстить этому волку так овладела им, что он даже на работе выговор получил (чуть было ножом бульдозера не ткнул в председательскую машину, когда снег в кучу собирал), жена дома тоже стала нервничать. А потом высказала предложение, от которого у Пашки даже в глазах потемнело от ярости:

— Может, нам его прикормить? Будет жить как пёс… А что? Он же щенком вон как кашу лопал!

— Прикормить?! — Пашка кулаки сжимал. — Да убить, убить! Найду, всё равно найду!

И Стрельнов снова стал искать «рыжего». Он вновь расставил капканы во дворе. Просто капканы, без приманки, так, чтобы если хищник перемахнёт калитку, то ровно лапами угодит в ловушки. Жена смеялась, сын Сашка наблюдал за папой и говорил тихонько: «Не попадёт, он… умный!»

Рыжий и не попал. Две недели его не было. Шла вторая половина апреля.

В выходной рано утром возле двора Стрельновых проезжал на мотосанях «Буран» друг по гаражу, Колька Сокол. Стукнул Пашке в калитку, потом долго нажимал на звонок, наконец разбудил его и, когда тот, в одном трико, дрожа от холода, выскочил из дома, быстро сказал:

— Видел я твоего волка, только что… На Хальмер-То сидит, просто сидит. Я в бинокль глянул: шея рыжая, сидит на берегу, и всё. Один. Было бы ружьё, я бы снял, но я с рыбалки возвращаюсь, сам понимаешь… Рванёшь, так успеешь, сейчас снег рыхлый, по следам выйдешь. Точно он!

Газанул покрепче и укатил. Пашку как пружиной подбросило, он рванулся в дом, наспех оделся, наспех ружьё зарядил, с десяток патронов в карман бросил. Сунул ноги в ботинки высокие на шнуровке и побежал заводить «Ниву». Через пять минут машина уже скакала по ухабам и рытвинам весенней дороги к озеру Хальмер-То.

До озера домчался чуть больше чем за час. Место дикое, пустынное, никто здесь не бродил, никогда не охотился. Местные охотники соблюдали порядки ненцев: раз сказали, что озеро нехорошее, значит, так тому и быть. Правда, недалеко проходила дорога, по которой рыбаки ездили зимой на Вашкины озёра рыбачить — ну да это же в стороне…

Стрельнову было всё равно, какое это озеро — хорошее или плохое. Он был охвачен лишь одной мыслью: найти и уничтожить. Пашка прекрасно знал повадки хищников. Если привык волк кормиться в этом дворе, так пока по-настоящему не спугнёшь или не убьёшь, так и не отвадишь. Конечно, две недели — срок не маленький, волк более не может без пищи. Пашка даже подумывал, что, возможно, хищник перешёл на лесную дичь и наконец прекратится охота в его загоне на овец и птицу, но мысль эта как-то не укрепилась в его голове. Потому летел он сейчас на озеро Хальмер-То по ухабам и пробитой грузовиками колее.

На озеро он примчался, когда солнце уже поднялось над горизонтом, голубой лёд сверкал, заснеженные берега обрамляли озеро белым воротником, на южной стороне темнели слабоствольные берёзки. Солнце пробивалось сквозь веточки, отбрасывающие на яркий снег неровные серые тени. Само озеро как вытянутое зеркало, метров двести в ширину, триста — в длину. В озеро впадало несколько крупных ручьёв, где-то — только непонятно где — один ручей из озера выходил. Где — найти невозможно. Потом, уже в полусотне метров от озера, как из-под земли появлялся и шёл на восток. Потому ненцы и говорили: «Течение там хитрое, тянет всё живое на дно…»