Голубые луга - страница 8
И Оксана, не обращая на Федю внимания, словно его не было, завернула сарафан, пристроила в красно-синем гнездышке птенца, свистнула — так, в сторону, а Феде показалось, что ему в лицо, — и заскользила между ветвями по белому стволу березы быстро, как ужинка по траве.
Птенец лежал в гнезде.
Оксана сидела под гнездом, на гибкой ветке.
Федя стоял на земле.
— К папеньке топай! — крикнула Оксана. — Папенька заждался тебя, ненаглядного!
И она опять засвистела.
Федя отвернулся от березы и, неторопливо выбрасывая ноги, зашагал к дому, где шел пир горой.
— Эгей! — Николай Акиндинович размахнулся, раскрутил Цурин кнут до свисту, и лошадь, чуя, что ждет ее удар, сорвалась с места и бросилась вскачь, взлетая над землей всеми четырьмя ногами.
— Силен! — сказал Горбунов вслед умчавшемуся начальнику.
— Николай Акиндинович! — вопил Цура. — Перевернемся. Голову на отсечение — перевернемся.
— Молчи!
И снова ночь шаталась от молодецкого «Эгей!» Сердце в груди Страшнова раскатилось безудержно: «Верхом бы, да шашечку бы, да с казаками на Сечь!»
— Николай Акиндинович! Богом прошу, речка скоро. Перевернемся, Федюшку пришибем!
— Федюшку? — переспросил Страшнов. — Тпру! А ну-ка, возничий, займи свое место.
Уступил Цуре козлы.
— Езжай так, чтоб не скрипнуло. Думать буду.
Летнее небо потемнеть не успевало.
Кузнечики потрескивали, будто по еловым веточкам взбегал быстрый легкий огонь, а пламя и впрямь занималось.
Безоблачный восток уже накалился добела, и теперь нужно было ждать чуда: восхода светила.
Николай Акиндинович впился глазами в горизонт, требуя солнца всей мощью своих гипнотических сил, поскрипывая зубами, сдвигая брови до ломоты во лбу.
Может быть, солнце и послушалось бы, но Николаю Акиндиновичу знать про то не довелось: заснул, уронив голову в сено, а рядом спал Федя.
Глава вторая
Федя успел забыть, что вчера он придумал Ту Страну, но Кук ему напомнил об этом. Кук все свистел да свистел под окном, а Феде снилась Оксана. Оксана свистит ему прямо в лицо, и так стыдно, что и обидеться нельзя.
Федя вышел к Ярославу с маленьким топориком.
— Мой личный томагавк!
Они пошли за дома, в парк, по липовой аллее. Там, где аллею справа обрезала стена кустарника, Федя остановился, но повел Ярослава налево. Отмерил от самой большой липы четырнадцать с половиной шагов и сказал:
— Я разгадал их уловку. Не двенадцать шагов, число двенадцать все любят, и не тринадцать — это чертова дюжина, четырнадцать с половиной! Им не удалось провести нас! Бери топорик, копай!
— Кто они? — не понял Кук.
— Те, кто скрывают от нас Ту Страну. Я дарю тебе первый удар в их дверь.
Кук взял топорик и стал вырубать квадрат дерна. Федя вынул этот дерн. Земля была здесь хорошая, чернозем.
— Дай-ка мне!
Федя копал яростно, но топорик не очень-то годился для такой работы, да и слой чернозема был великолепен.
Федя вспотел, отбросил топорик.
— Покопай. Я пойду на разведку.
Он вошел в аллею, подергал выразительно штаны и юркнул в кустарник. Укрывшись от глаз Кука, он стал пробираться к голубым лугам.
И они снова открылись ему.
— Они — правда, — сказал Федя. — Они все-таки есть на земле.
Он тихонько засмеялся от радости, отпустил ветку и доверчиво шагнул в травы.
Над лугами было так много неба, что никакие травы не могли одолеть его и, не одолев, поголубели и поросли синими сильными цветами.
Воздух был горяч, травы прохладны. Захотелось лечь в них, и он лег. Лицом к небу. Но было пусто на небе. Тогда он перевернулся на живот, увидал красного солдатика в траве. Великодушно не стал мешать ему жить, не стал высматривать его пути. Вдохнул, не сдерживая охоты, синий воздух голубых лугов и заснул.
И не знал он, что спит. И очень он испугался, когда возле опустилась огромная серая птица. Она высвободила из-под крыльев руки, взяла себя за черный гребень и сняла его вместе с забралом.
Перед Федей стоял в одежде птицы голубой старик.
— Ты хочешь владеть моими чарами?
И Федя не закричал «нет!», хотя он должен был крикнуть «нет!», потому что страшно владеть таинственной силой. Он не закричал «нет», потому что всю жизнь мечтал о таинственном и хотел повелевать стихиями. И «да» он тоже не закричал. Ему казалось нечестным получить силу голубого старика вдруг, не сделав для этого ничего.