Голубые песцы - страница 18
Отогнав тревогу стрельбой, Анканау принималась готовить еду. Ей нравилось надолго растягивать это занятие. Она разжигала маленький огонь в печурке, так чтобы пламя лизало только донышко котелка. Она так увлекалась варкой, что сильно остужала избушку. Тогда приходилось разводить сильный огонь. Пламя бушевало, и надо было то и дело выходить на волю последить за трубой, чтобы случайная искра не подожгла крышу.
И всё же, как ни старалась Анканау заполнить делами долгое тёмное время, от скуки сводило скулы, тоска холодом заползала в сердце. В эти томительные дни так не хватало книг! И как она не догадалась взять хотя бы одну!
И вдруг… Издали слышался собачий лай. Потом доносился скрип полозьев по снежному насту. Упряжка становилась видимой глазу только вблизи. Анканау кидалась в самую гущу собак, обнимала каждую, ласкалась… Как в эту минуту ей хотелось крепко прижаться к отцу, ощутить его силу, потереться щекой о его жёсткую бороду!.. Но она уже не была маленькой девочкой и готовилась стать охотницей, как она заявила отцу.
Чейвын вносил в тесную избушку мёрзлых песцов. Они долго оттаивали. После еды и чаепития обдирали тушки. Кожа песцов тонкая, как калька, того и гляди проткнешь острым, как бритва, ножом. Тогда она уже не будет первосортной. Сырые шкурки натягивали мездрой наружу на деревянные распорки и вешали сушить. Потом подсушенные шкурки надо было скоблить, снимая с них остатки пахучего песцового жира.
Чейвын пристально посматривал на дочь и допытывался:
— Не скучала? Не страшно было? Я видел следы умки вдоль морского берега. Встретил пастухов возле озера. Говорят, волки шныряют, оленей подстерегают.
— Не скучала я, — отвечала Анканау, не сводя глаз с отца. — Варила себе еду, училась стрелять. И не боялась никого — у меня же карабин.
Чейвын не выдерживал её взгляда, отводил глаза в сторону.
Однажды после трёхдневного отдыха охотник собрался и заявил:
— Уезжаю на пять дней. К дальней косе. Там осенью, говорят, выбросило дохлого кита. Эчавто видел много песцовых следов.
Пока сонная Анканау разжигала печку, отец запрягал собак.
За чаем она спросила:
— Что ты там будешь делать пять дней? Езды до дальней косы — полтора дня, сам говорил.
— Боишься одна оставаться? — как будто обрадовался Чейвын.
Анканау поняла свой промах и, взяв себя в руки, спокойно произнесла:
— Так просто спросила.
— Если боишься, оставлю тебе собаку, — сказал отец. — Эвилюки тебя будет охранять.
Эвилюки был задиристый пёс с оторванным ухом. Ещё щенком потерял его в драке и поэтому получил такую кличку, что значит «безухий».
Чейвын даже рад был оставить его. В последнюю поездку Эвилюки поднял шум в самое неподходящее время — когда охотник подкрадывался к нерпичьей отдушине.
— Оставь мне побольше патронов, — попросила Анканау.
— Неужели ты уже расстреляла тот запас? — удивился Чейвын.
— Я упражняюсь.
— Забавляешься…
— Чтобы стать настоящим охотником, ты, должно быть, не одну сотню патронов расстрелял? А ты мужчина, рука у тебя тверже.
— Перестань говорить так! Чтобы женщина стала охотником, этого по-настоящему никогда не было.
Анканау испугалась, что рассерженный отец вовсе оставит её без патронов, и пустилась на хитрость.
— Мне скучно. Тишина давит.
Чейвын улыбнулся.
— Так и быть, для шума я тебе оставлю.
После отъезда отца Анканау прибралась в домике, растянув работу часа на два. Потом взяла лопату — широкую китовую кость, насаженную на палку — и принялась откапывать снег. Она прорыла траншею от двери, очистила от наледи оконце и обнаружила, что кончилась работа.
Одевшись потеплее и захватив карабин, она вышла.
В ярком свете луны меркли звёзды. Луна плыла высоко в небе, изредка проходя за тонкими, как капроновый платок, облаками. Снег громко хрустел под подошвами. Всё кругом было облито ровным лунным светом, верхушки и спины снежных сугробов тускло отсвечивали, как остекленевшие.
Собака жалась к ногам девушки и робко озиралась вокруг.
— Эвилюки! — во весь голос крикнула Анканау. — Гляди, какая красота!
Собака насторожила уши, повела носом из стороны в сторону и нерешительно тявкнула. Привычная ходить в упряжке, она сейчас не понимала своей роли. Она то забегала вперёд, то плелась позади, рылась в снегу и каталась в сугробах.