Гончие и сторожевые - страница 6

…Добрые полчаса вытаскивали, опробовали и настраивали интраскоп. Прибор этот из арсенала планетологов, Ли должен был, по идее, оставить его на Трансплутоне. Но как раз сейчас означенный прибор оказался кстати.

Настраивать его пришлось достаточно долго: интраскоп слабо приспособлен для работы в невесомости. Да и глубина разрешения требуется совсем не такая, как при планетарной интраскопии. Хорошо хоть не отказала автономная терморегуляция прибора — и картинка приобрела резкость.

Какое-то время осматривались, плавно наклоняя прибор из стороны в сторону.

Тяги, жгуты кабелей, трубопроводы…

Наконец, ковыляя в башмаках-прилипалах, добровольцы направились вдоль корабля.

Шаг за шагом, останавливаясь, поглядывая по сторонам, всматриваясь в экран интраскопа, прошли первую сотню метров…

— Ты что-нибудь понимаешь? — спросил Паттег. За стеклом шлема едва угадывалось его лицо. Но Рубан понял: Володя растерян.

Они ожидали увидеть характерное для автоматической установки плотное агрегатирование, особо мощные крепежные устройства, способные выдержать перегрузки, недопустимые для человека, узлы телеизмерений без местной индикации… А корабль — оказался созданным для пилотируемых полетов. Ошибиться здесь невозможно: трапы, ходы сообщения, лифты, тамбуры, переговорники, пультики контроля — все это четко просматривалось в интраскоп.

Двигатель такого же типа, плазменно-барионный, как на «Вайгаче», как на всех кораблях Большого Космоса. А считалось аксиомой, что «Ангел» создан именно как автомат-истребитель.

Значит, не «Ангел»?

Пропорции, расположение, конфигурация деталей, шкалы измерительных приборов, рычаги управления, насколько позволял разглядеть интраскоп определенно указывали на земное происхождение; но не было среди пропавших такого корабля…

Техника развивается, по временам — очень бурно, скачкообразно, и все же в ней кое-что остается неизменным со времен первой промышленной революции. Сам фундамент — простейшие детали машин и механизмов, без особых изменений кочующие из одного технического поколения в другое. Нечто привычное и естественное, всякие гаечки, рычажки, шпильки, кронштейны, — то, что никому в голову не приходит отбрасывать и искать принципиально иные решения. Быть может, потому, что прежним остается человек, с теми же пропорциями, теми же органами чувств, с тою же искусной, но слабой рукой?

…Трубопроводы, кабельные каналы, шахты лифтов… Как-то «не так», все это сделано, просто подмывает сказать «не по-людски», хотя чаще всего не по-людски делают именно люди. И все же здесь будто специально чуточку отошли от привычного… Неужели это — лишь следствие времени?

Головная часть. Дошли до середины. А дальше… Броня вспучивалась пятью сегментами. Индикаторы показывали слабое излучение…

В свете фонарей можно было разглядеть, что металл здесь образует выпуклую «сеть» с геометрически правильным рисунком, а ячейки заполнены каким-то другим веществом; судя по язвам пылевой эрозии — менее прочным.

Интраскоп показал, что внизу — сплетение металлов, диэлектриков, полупроводников (все это дает разные цвета на экране); не разобраться. Огромная, сложная и совершенно непонятная конструкция…

Инстинкт, наверное, заставил Рубана не подводить интраскоп вплотную к сегментам, а рассматривать незнакомую установку немного со стороны.

Несколько долгих минут добровольцы горбились над экраном; чуть поворачивая верньеры настройки, Рубан шептал:

— Надо разобраться… Надо обязательно разобраться…

— Разобраться? — не выдержал Паттег, — да ты соображаешь, что сейчас происходит? Он же, «Ангел» этот проклятый, в любой момент может рвануться — пикнуть не успеешь, как сгоришь в факеле! А он расстреляет «Вайгач» и уйдет в Мешок — и тогда что? Надо пробиться в рубку, и раздолбать его паршивые мозги. Приколем — а там разбирайся, сколько влезет!

— «Раздолбать мозги»? И с чем же прикажешь разбираться? Что останется? Куча лома? А если и кучи не будет, там же наверняка самоликвидатор!

И тут Рубан вновь явственно ощутил присутствие Серебряной Чайки.

Глаза ничего не видели — лишь темная изъязвленная поверхность брони чужого корабля, «сегменты», преграждающие путь, интраскоп, лучевое копье, скафандр, лицо Паттега за стеклом, — и далекие-далекие звезды над черной гладью Угольного Мешка… Глаза не видели ничего — но разум ощущал присутствие.