Гонцы весны - страница 8
На следующий день по приезде обоих молодых людей погода улучшилась, небо прояснилось, но все выглядело еще совершенно по-зимнему. Графиня с сыном сидела в своем будуаре. Несмотря на сорокапятилетний возраст, она сумела сохранить почти всю свою ослепительную красоту. В этой благородной, почти девичьей фигуре трудно было предположить мать двадцатичетырехлетнего сына, тем более что они были совершенно непохожи друг на друга. Эдмунд со своими темными волосами и глазами, с бурной горячностью и веселостью, выражавшимися в каждом жесте и в каждом слове, был полнейшей противоположностью своей прекрасной матери, белокурые волосы и голубые глаза которой великолепно гармонировали с холодным спокойствием, обычно присущим ей. Лишь по отношению к своему любимцу оно уступало место более теплому выражению.
Молодой граф, по-видимому, только что окончил свою исповедь о приключениях, которые Освальд называл «безумиями», но, должно быть, ему без особых усилий удалось получить прощение, так как мать хотя и качала головой, но заговорила скорее с нежностью, чем с упреком:
— Ах ты своевольник! Пора тебя опять прибрать к рукам. Ты, кажется, на свободе совсем забыл о материнской узде. Выдержишь ли ты ее снова?
— Если она будет в твоих руках всегда! — заверил ее Эдмунд, с чувством поднося к губам ее руку, но затем, опять впадая в свою прежнюю беспечность, продолжал: — Я заранее предсказывал Освальду, что приговор мне будет милостивым. Я знаю свою маму.
Лицо графини омрачилось.
— По-видимому, Освальд был не на высоте своих обязанностей, — возразила она. — Я видела это уже по твоим письмам. Как старший и более благоразумный, он должен был всюду сопровождать тебя, а вместо этого он давал тебе полную свободу. Если бы твой собственный характер не предохранял тебя от более дурного чем просто глупости, Освальд, наверное, тоже не сделал бы этого.
— Ну, предупреждал он достаточно, — вступился Эдмунд, — и я сам виноват, если не слушал его. Но теперь прежде всего один вопрос, мама! Почему Освальд сослан в боковой флигель?
— Сослан? Что за выражение! Ты ведь видел перестановку, которую я сделала в твоих комнатах. Разве тебе не нравится такое обновление?
— Да, но…
— Тебе необходимо теперь жить в отдельном помещении, — перебила графиня сына. — Когда ты, как хозяин майората, примешь свои имения, тебе будет неудобно находиться в одних комнатах с двоюродным братом. Он сам поймет это.
— Но для этого не надо было загонять его в старое здание, которым пользуются только в исключительных случаях, — заметил Эдмунд. — В замке комнат достаточно. Твое распоряжение оскорбило Освальда; я ясно видел это. Возьми его обратно, прошу тебя.
— Я не могу сделать этого, не показавшись смешной в глазах прислуги, — сказала графиня. — Если ты хочешь пойти наперекор моему приказанию, можешь сделать это.
— Мама! — с недовольством воскликнул молодой граф, — ты ведь знаешь, что я никогда не вмешиваюсь в твои распоряжения. Но это было ни к чему; Освальд и без того покинет нас через несколько месяцев.
— Да, осенью! До тех пор мой брат предпримет необходимые меры, чтобы открыть ему доступ на государственную службу.
Эдмунд уставился в пол.
— Мне кажется, у Освальда другие планы на будущее, — неуверенно проговорил он.
— Другие планы? — повторила графиня. — Я не хочу думать, что он вторично нас не послушает. Тогда, когда речь шла о вступлении его на военную службу, только ты вырвал у меня согласие на его отказ от этого. Ты всегда был на его стороне. Тогдашнего его упрямства я не простила ему до сих пор.
— Это было вовсе не упрямство, — защищал брата Эдмунд, — а только убеждение Освальда, что, как офицер и представитель старого дворянского рода, он не смог бы служить, не пользуясь в течение очень продолжительного времени моей поддержкой.
— Которую ты ему и оказал бы с лихвой.
— Но которую он ни за что не хочет принять. Он обладает несокрушимой гордостью.
— Скажи лучше — несокрушимым высокомерием, — возразила графиня. — Я знаю это; мне пришлось бороться с этим с того самого дня, когда он вошел к нам в дом. Если бы мой муж не завещал, что он должен учиться и путешествовать вместе с тобой, я никогда не оставляла бы тебя в его обществе. Он никогда не был мне симпатичен. Я не выношу этих холодных, испытующих, настороженных взглядов, которые за всем следят и от которых не может укрыться ничто, даже самое сокровенное.