Гонка по кругу - страница 5
«Как в лабиринте каком-то, – подумал гауляйтер, – ходишь мимо одного и того же места. И каждый раз проблемы возникают в тех же самых точках, будто пластинку заезженную слушаешь».
Вольф перевел взгляд на электрофон. Под немецкий марш пел хор… правда, на украинском языке. Сталкеры так и не смогли добыть пластинку с песней на языке оригинала, хотя гауляйтер предложил очень даже солидное вознаграждение. Но тут ничего не поделаешь, приходится довольствоваться тем, что есть.
Звільніть прохід брунатним батальйонам!
Звільніть прохід ході штурмовиків!
Вселяє свастика надію вже мільйонам:
Робота й хліб! До діла! Менше слів!
«Н-да, мечты… мечты… мечты и ничего более», – Вольф поднялся из-за стола, подошел к электрофону, снял иглу с пластинки. В этот момент постучали.
– Войдите, – сказал гауляйтер, возвращаясь в кресло.
Из-за дверей высунулось длинное лицо дежурного по станции:
– Герр Вольф, герр Фольгер на месте.
Гауляйтер кивнул. В помещение вошел Феликс Фольгер.
– Тепло здесь, – сказал он, – не то что на станции. Приветствую тебя!
– Здравствуй, мой бывший зять, – ответил Вольф, улыбнувшись.
– Судя по тому, как ты жаждал меня увидеть, – Феликс бухнулся на стул рядом с электрофоном, – бывших зятьев не бывает. У меня, майн фюрер, дурные вести.
– Что такое? – гауляйтер слегка напрягся.
– У тебя там на передовом блокпосту в перегоне на Баррикадную стоят тяжелые олигофрены, их всех надо повесить.
– А, – отмахнулся Вольф, – всему свое время. На E-3 у меня самые неблагонадежные. Думаешь, я не знаю, какие там дуралеи? Просто с человеческим ресурсом тяжко, да и с остальными ресурсами тоже не очень. Вот и приходится закрывать глаза на некоторые недоразумения.
– Неожиданно… – Феликс поднял брови. – В Рейхе наступила оттепель?
– Ненадолго. Сейчас мы проводим мощную пропагандистскую кампанию, распускаем слухи, к нам стекаются со всего метро добровольцы, желающие вступить в ряды великого Рейха. Как наберется достаточно, так и закрутим гайки.
– Ага, насильники, убийцы и прочий сброд…
– Ну почему же, – возразил гауляйтер, – многие из них настоящие гитлеровцы.
– Неужели? – Феликс бросил взгляд на лежащий рядом с электрофоном белый бумажный конверт, на котором чернела надпись «Пісня Горста Весселя». – Они у тебя не гитлеровцы, они у тебя самые что ни на есть бандеровцы. На блокпостах либо спят, либо бухают, немотивированно жестоки, беспросветно тупы и исключительно трусливы. Вот взять хотя бы эту жирную свинью, ефрейтора Генриха Вильда. Его как по-настоящему зовут? Гена Вилкин?..
– Ну хватит! – рявкнул Вольф. – Я тебя не для того искал, чтобы выслушивать нотации.
– За восемь месяцев мог бы один раз и послушать. – Фольгер посмотрел на хмурое лицо гауляйтера, примирительно поднял руки и спросил: – Ладно, что там у тебя?
– Ева сбежала, – глава Пушкинской до боли сжал кулаки.
– Да? – хохотнул Феликс. – Почему-то меня это не удивляет. В который раз она уже смывается из Рейха? В пятый или шестой?
– В шестой, – сухо произнес Вольф. – И мне нужна твоя помощь. Ты должен найти ее. Найти и вернуть.
– Я могу тебе дать наводку: она либо в одном из притонов Ганзы, либо на станциях, занятых бандитами. Разошли своих молодчиков, глядишь, и найдут вскорости.
– Послушай, Феликс, – гауляйтер посмотрел исподлобья на Фольгера, – это слишком деликатное дело. Она моя сестра… и твоя бывшая, между прочим. О ней и так по всему метро ходят гадкие слухи. Своим поведением она пятнает Рейх. Я не хочу лишних свидетелей этого позора.
– Бедный Вольф, – сочувственно сказал Фольгер, – как же тебе не везет. С подчиненными, с родственниками… Но с другой стороны, лучше иметь в сестрах Еву, чем ефрейтора Вильда – на блокпосту.
Гауляйтер зло сверкнул глазами, и Феликс поспешно произнес:
– Я шучу… шучу. Найду я твою сестренку. Приведу в целости и сохранности. Заодно и встречусь с ней. Как-никак восемь месяцев не видел.
– Если бы ты жил в Рейхе, может, и Ева была бы посмирнее, – Вольфу не свойственно было показывать свои чувства, но сейчас голос его чуть дрогнул.
– Извини, не могу, – сказал Феликс. – Я слишком люблю одиночество.