Гонки со смертью - страница 10

Она кивнула на Джесси:

— Ну… эта инвалидная коляска. У него что, рак?

— Нет, спина сломана. Его сбило машиной. А с чего ты взяла…

— А-а! Ну тогда ладно! — Сиси заметно расслабилась. — Нам ведь не нужны новые имена в скорбном списке.

Она продолжала держать руки замочком, поглядывая на щит с надписью: «Наши усопшие», который только что установила.

— Извини, Сиси.

Я подошла к щиту. Под заголовком «Светлой памяти» помещались фотографии, газетные некрологи и список умерших. У меня стало покалывать пальцы, когда я начала их разглядывать.

Ко мне подъехал Джесси.

— Что это ты тут делаешь, Эв?

Я не могла оторвать глаз от щита, а Джесси вдруг откинулся на спинку своего инвалидного кресла и воскликнул:

— Боже мой! Как же это получилось? Будто снайпер поработал!

Я схватилась за голову.

Рядом с фотографией Марси была приколота газетная заметка из «Цинциннати инкуайерер» под заголовком «Четверо погибли в серьезной автокатастрофе».

Рак.

Тяжелая продолжительная болезнь.

Осложнения при родах.

Джесси внимательно посмотрел на меня:

— Можешь считать, что тебе повезло.

Лучи от диско-шара плясали по доске, прыгая с одного имени на другое. Я прочла последнее и почувствовала, как к голове волнами прихлынула боль.

— Мне нужно выйти! — Я бросилась к двери. От подступившей тошноты ужасно хотелось на воздух.

«Мустанг» мчался по Триста девяносто пятому шоссе на север от города, пожирая дорогу фарами. Я изо всех сил давила на газ.

— Я хорошо знала Дану Уэст. Ту медсестру, что погибла.

Я знала и все остальные имена на той доске скорби, но лицо Даны Уэст особенно четко врезалось в память. Я помнила ее теплую улыбку и этот смех, звонко разносившийся над конвейером в школьной столовке, и ее вечную готовность утешить любого, кто испытывал боль. Она жила за три дома от меня. Джесси погладил меня сзади по шее.

— Пожар в госпитале. Она погибла, исполняя служебный долг. Как несправедливо устроен этот ужасный мир, иногда я просто…

Я провела тыльной стороной ладони по глазам. Двенадцать человек из нашего класса уже распрощались с жизнью. И Валери Скиннер была на очереди.

Пустынная ночь дышала безмятежностью, небо походило на черный бескрайний парус, расшитый звездами. Дорога постепенно выбиралась наверх, на открытую равнину, и каждый подъем и поворот был для меня теперь, спустя пятнадцать лет, сюрпризом. Я гнала на полной скорости до самого верха и там наконец нашла поворот.

Мы выехали на вершину созданного природой амфитеатра, обращенного к западу, где высились хребты Сьеррас. Вдалеке мигали огни Лоун-Пайн. Стояла мертвая тишина. Я вышла из машины и обошла ее.

Джесси распахнул дверцу.

— Руку дашь? А то ведь я не брал своей амуниции.

Он мог немножко ходить, только вот не взял костылей. Я подняла его за локти. Я всегда любила этот момент — когда он стоял во весь рост. Он был все так же строен и гибок и не растерял своей стати пловца — двукратного чемпиона страны и члена национальной сборной Соединенных Штатов. Он подтянулся на руках и сел на багажник.

В небе клубилась белесая дымка. Неприступной черной стеной высились над нами хребты Сьеррас. Я прижалась к Джесси.

— Отец привез меня сюда на другой день после того, как я заехала Валери по носу. Тогда мне казалось, что жизнь разрушена навеки. Из школы меня временно отчислили, и родители решили заниматься со мной сами. А мне хотелось только одного — запереться у себя в комнате, забравшись с головой под одеяло. Но отец не давал мне разнюниться. Усадил в машину, привез на эту пустынную равнину и стал учить стрелять. Сухой и поджарый, он произносил слова с оклахомским протяжным выговором, его коротко стриженные волосы посеребрила седина. Он говорил со мной, пока расставлял в рядок пустые консервные банки и заряжал дедушкино старое ружье, не умолкая ни на минуту: «Человек может разозлиться, когда нужно постоять за себя. Вчера ты разозлилась и вот теперь расхлебываешь последствия».