Горацио (Письма О. Д. Исаева) - страница 20
Роман! Я глазам своим не поверил,
прищурился, вижу: Дж. Т. Реверс, «Тристан», роман.
Я глазам не поверил вторично, ибо ни хрена не понял.
Как тут поймёшь? Но сказал я другое:
о, счастье, сказал я, ты даже не слово ничтожное,
ты — вообще мразь! И ты, блаженство вечное, тоже.
В сравнении с тем милосердием, которое ты мне являешь,
ты, Дж. Т., своим РОМАНОМ.
Спасибо, сказал я ещё, это всё, что нужно мне в жизни.
И в смерти, которую пронесло мимо нас, коли мы не ошиблись,
на этот раз. Это всё, что нужно ВСЕМ НАМ! Сказал я,
возложивши руку на Библ… на «Гамлета», или «Тристана»,
я так и не понял этого. А как тут поймёшь?
Если я потрясён, снова сижу в халате, но за столом, и знаю:
смерти нет, хотя жизнь начинается заново. Так
жизнию жизнь я попрал, если не ошибаюсь, вернее — подрал.
Жаль, этой жизни в Испании осталось несколько дней.
Ну и пусть. Может, и мне, как Дж. Т., стоит романы писать?
Впрочем, ему за них платят, а мне-то зачем?
Нет-нет, романы писать — в этом такого… скверного ничего.
Дж. вот тоже клянётся: «Тристан»
или «Гамлет» его — вещь достойная,
старухе-истории лифчик не рвёт, не Скотт энд Вольтер.
Правильно всё. Только сюжет вот… как вещь, как ПРЕДМЕТ,
ставь ударение на передок, дрянь препошлейшая, если
если, конечно, он имеет конец. Я же, как помнишь ты,
страсть как пошлостей не люблю. Не люблю и концов.
Тебя же, Сашуня, люблю.
Знаю теперь наверное скоро увидимся мы.
(Препинания знаки в этой строке опускаю
поскольку решить не могу: какие и где.)
Твой Дж. Т…. то есть, Олег.
26 мая Мадрид.
Сижу, изучаю новые для меня тексты. Работа, работа и ещё раз работа. Тумарт великолепен. Плюс свалилась необходимость писать обзор и рецензию по чуждой мне теме: кельты в Новой Европе. Этим я обязан отплатить за гостеприимство, поскольку денег у меня мало. Где взять на всё время? О, его так много под ногами, но не под моими. Почему так? А потому, что так работать можно только бессмертному, вечному. Так что ответ на твою просьбу описать для тебя Европу Новейшую, по которой меня носит, — отложим, а то и похерим. Почему? А ты ведь просишь описать тебе мир иной, в который меня «занесло». А что за иной, и почему в него должно заносить, если все иные миры живут внутри нас, если они вообще существуют? А что в себе я раскопаю новенького тут, с какой стати? От себя не убежишь — такое ты слыхал? Стало быть, и этот мир как мир. Вот и всё его описание.
Ты задаёшь как бы сам себе вопрос, который тебе кажется коварным: кто ж победил в последней войне, де, судя по благосостоянию — отнюдь не мы. Тебе кажется, ты дорвался до правды. Отсюда и ирония. А ведь ответ на этот вопрос зависит от того, о каких ценностях речь идёт. Если о сытости — то да, права эта твоя новая правда… Но скажи, ты что же — за набитое брюхо воевал? Не за иные ли ценности? И вот если с позиции этих иных ценностей, то победил ты, верь. Скажу грубо: ибо ты — при яйцах, а они — без оных, кастрированы. И по-видимому — навек. Особенно сами немцы. Яйца, это я имею в виду способность производить, не воспроизводить старое, а творить новое. То есть, если хочешь, дух.
Кстати сказать, весь мой домашний опыт вопиит, что мы и кушаем лучше. Как же с таким опытом быть? Вот и решай эти парадоксы, по той правде, которая уже без иронии.
Но я не отказываюсь от обещаний… Приеду и, как всегда, расскажу. И покажу фотки. Покажу всю цивилизацию. И террористов, и педерастов, и розочки на клумбочках и балкончиках… Если цивилизация — плод ума, то я этот ум одобрять перестану. Если же она — расплата за ум, то сочувствую. То есть, злорадствую. А вообще-то я по приезду двину в деревню. Вот там — действительно иной мир, и тебе совершенно неизвестный. О нём я и расскажу тебе с удовольствием.
Есть опасность, что ты примешь всё это за насмешку над тобой и обидишься. Или подумаешь, что я всё это всерьёз говорю — совсем не дай Бог! Это просто болтовня, я люблю поболтать, у меня язык без костей, вот и все причины. Я совсем не собираюсь тебя задеть, а тебе не обязательно мою болтовню как-то расценивать. Большинство вещей в мире ведь не подлежат оценкам. Они — простой, не делимый на плохое-хорошее, не окрашенный ни в белое, ни в чёрное, факт. Они есть, если есть, и ничего более. Я полагаю, и покоя-то мы лишены из-за привычки всё расценивать, да классифицировать: овцы — налево, козлы — направо. Это такой дух ВОЗНИ, дух времени. А с точки зрения, скажем, духа вечности всё есть простой, не зачисленный ни в какую команду, не блеющий и не мекающий факт.