Горацио (Письма О. Д. Исаева) - страница 7
Теперь для наглядности с точки зрения конкретных наук… Существуют: растение, минерал, птица, возможно — человек, существует и барышня. Что делать, так учит европейская наука со времён старика-её-основателя. Наука, замешанная на виноградном соке. Кстати, и я тут потребляю сантуринское вместо родного кваса. Того самого, который ты по слухам гонишь в моём, собственно, доме. Но обещанное — после.
Сантуринское же накладывает, как видишь, новые обязанности, и не только на меня. Читал тут лекцию Женя Вознесенко… то есть, я хотел сказать… ну, да понятно — кто читал. И таки прочитал. Впрочем, я забыл, что хотел по этому поводу сказать.
Зато не забыл главное, обещанное. Вот что, дорогуша! Мне очень хочется в деревню, к нам. Сиречь — К СЕБЕ. Это может показаться странным, в разгаре путешествия-то… Но попробуй напрячься, и ты, может, тоже поймёшь: вот передо мной и замок из розового камня, и среди зелёного он луга, а позади него другой замок, из белого камня, с острыми зубчиками и башенками на стенах, а фундаментом ему послойно резаная скала. Всё так.
Но ведь… и ножки от модельных туфелек болят, не босичком ведь по травке. Лечь-поваляться на зелёном лужку достоинство командированного, ведь слезам-то командированных особенно впоследствии не верят, и частное чужое владение не позволяет. Да и нет тут лужков-то! Пустыня, то жёлтая, как в Казахстане, то красная, каких даже и там не бывает. Даже птицы тут редко встречаются. А если встречаются — то совсем не такие, как наши мирные, а зверские какие-то. Аисты, и те имеют такое выражение, в таких позах стоят, что, кажется, и они — мясоеды с зубами. Жарко здесь, как в Кара-Кумах, а пиджак снять нельзя, ибо нахожусь в составе делегации, представляющей великую державу, делегации пусть и воображаемой — но не мнимой.
А туземцы — людишки всё хоть и экспансивные, но к этикету неравнодушные. Другие туристы, в основном аглицкие, в шортах, разумеется, а я не могу, совесть не позволяет. Эта страна глубоко религиозная, всё же. Я же таким вещам ещё на нашем Востоке, помню — в Абхазии, да и в украинской глубинке научен. Плевать хозяевам в лицо? Это ещё возможно, скажем, по пьяни. Но в душу? Э-э, нет, никогда. Туристы же эти аглицкие, а может и германские, кто их разберёт, столь по-хамски относящиеся к национальным идеалам других, и видом своим настроения не прибавляют: все в бараньей шерсти и рогах, и морды соответствующие. Я думал: раз так — сяду, поработаю. Так и это нет! Жара придаёт такой ленивищи, что о работе лучше забыть. Хорошо, если хоть материалы удастся собрать, да намётки сделать, а работать уж придётся дома.
Вот, и это главное из обещанного. Дома! Слышишь? Это я имею в виду не Москву, туда я заскочу ненадолго. Я имею в виду наш, собственно — МОЙ дом в нашем хуторе, в Здоймах. Здоймы звучит не хуже, чем Алькасар. А может и лучше. Но что ты сделал, по слухам, с моими Здоймами? Я звонил жене, и она мне сообщила, что у тебя там случился небольшой пожарчик — так? А пожарчик из-за того случился, что ты стал печку перестраивать для постоянного обитания в доме, для зимних нужд — так? И что ты вскопал лужок, то есть, превратил его в огород. А сарай — в свинарник. И козу завёл. А поскольку за работу что-то платить надо было и крестьянам, ты завёл и самогонный аппарат. И опрощаясь, подобно Льву Толстому, ты сам стал пить свой самогон с крестьянами, чтобы раствориться в народе полностью. То есть, устроил в моём доме общественную обжорку, притон. И когда? Когда в разгаре антиалкогольная реформа! Ты что сдурел?
Вот что, я серьёзно: я покупал это место для отдыха и моей работы, и предложил тебе тоже поработать там, то есть, пописать картинки, пока меня там нет — и даже пока я там буду, если хочешь. Мы должны свободно там работать нашу работу, не чужую. А не выживать, не вноси этого тошнотворного привкуса в мою затею! Как это, взять и по своей воле сесть на землю? Ну нет, починка, покраска, куда ни шло… Но кролики, огород! Отпадает, понял? Пиши-ка, братец, свои картинки, да вози их в город на базар, на продажу или для натурального обмена на продукты. Там себе и товарищей найдёшь, и конкурентов, если по таковым скучаешь: среди самородков с русалками и лебедями. Купайся в речке, как мы договаривались, и загорай. Но не раздражай местный народец, вклиниваясь в поле его деятельности! Не притворяйся, что ты — один из них, никто не поверит, породишь только неприязнь! А неприязнь к нам появится, обещаю. Пусть народ думает: дачники. Такое ему понятно. С таким он согласен, отчего ж нет? Дачник, но не ровня же! Ты б ещё бабу, которую в деревне приискал, привёл на хутор… Вот что было бы просто непоправимо. Что б после такого там делал Я?