Горбатые мили - страница 4

стр.


Катер-перевозчик давно ушел по кольцу, за четырехугольный плавучий док — со всеми остановками, вплоть до железнодорожного вокзала. Широкий в кости Назар и тщедушный — живые мощи — Венка беспечно отдались досугу: сидели на фальшборте баркентины, болтали ногами над обманчиво тихой водой. У камней — они с трудом отличали их от затопленных сельдяных бочек — мотало, куда-то подталкивало, передвигало, стремительно несло студенистые, помеченные коричневым крестом зонты — ядовитые медузы.

Бриз окреп. Тонкие мачты охватил изменчивый шорох. Он нарастал, свободно плыл по-над палубой, омывал днища трухлявых шлюпок, верх рыжей камбузной трубы, доски траверзных фонарей…

— Воротничок на флоте… это же что? В девятнадцатом веке… косынка из кожи. В силу какой надобности на шею-то… — Показал, как повязывалась. — Чтобы масло за шиворот не стекало.

Под источаемый мачтами шорох Назар перенесся в свое прошлое. Словно не покидал Сашку Кытманова, своего амурского друга. Для того все было просто: ставил опалубку, управлял бульдозером, вязал арматуру и рисовал. Любил также всякого рода удовольствия. Умел отдаваться им и после никогда не раскаивался.

Сашке тоже довелось взойти на «Амурск». Трещал о нем потом без умолку («У тезки нашего города нос словно у боевого корабля, тоже хищный»), восторгался: «Каких познал людей!» Особенно выделял Нонну. («Ее возможности — батенька мой! Не просто так даны. Для масштабнейших достижений».)

— При чем тут масло? — рассердился было Назар из-за того, что позволил обходиться с собой, как с юнгой. «Сашка-то, Сашка. Он же взял с меня слово разыскать его любовь, пока не встреченную мной Нонну».

— При том! — так же упрямо вкладывал в него Венка. — Маслом мазали волосы перед вахтами. Когда их намочит, то известно, что тогда. Колотун. И вообще.

Они покинули баркентину с одинаковым настроением, когда всей широко распахнутой бухтой завладел бриз и крачья белая круговерть, как усталая пурга, осела на корму приумолкшего в отдалении «Тафуина».

3

Со взгорка перед Венкой и Назаром открылся вид на западное крыло мореходного училища — длинное оштукатуренное здание с башенками по углам и парой гарпунных пушек у парадного входа: восточное заслоняли тополя. Венке было наплевать, ч т о  сказали бы о нем, на всякие пересуды — сыпал:

— Мэк моней, сэр![3] Гуд ивнинг, сэр![4]

— Откуда это у вас? — спросил Назар, как бы позавидовав: смотри ты еще какой! Не думал!

А Венку уже занимало только одно: как быстрей попасть в город. Его как будто подгонял попутный шелкап — прибрежный ветер. Сказанное им оказалось разорванным на части.

— У нас так давно, сэр. От старпома пошло, от некого Плюхина. Его самого на аглицкий манер называем: чиф.

Они вышли на шоссе. От базы тралового флота мчало свободное такси. Назар махнул водителю, отступил.

— Садитесь, — подтолкнул Венку.

— Что? — Обескураженный, тот сразу же распрямился как перед дракой: — А вы? Разве не поедете в город, сэр? Из-за меня, поверите — нет, нигде не потеряете. Я вмиг, — тряхнул сундучком и крабом, — брошу это в кладовку управленческой гостиницы и вернусь к вам. Эх, цивилизация! — Сказал как незаслуженно обделенный. — Какая она на вкус, я уже почти забыл. Потому что вся моя жизнь — по волнам! Только так! Позволить себе чего-нибудь хочется. Пошалить, пока можно. Побаловать. Или у меня семеро по лавкам?

— Не могу. Спасибо.

— Нет, аргументов[5] у меня предостаточно. Сэр!

— Хватит! — Назар замотал головой.

— Сэр-р-р! — просительно и вместе с тем скандально, чуть ли не с угрозой пробасил Венка, чувствуя себя оскорбленным, в шею вытуренным из порядочного общества. — Разве так можно? По-человечески, что ли? Обижаете! А за что? Я, если хотите, к вам от чистого сердца. Вы, — приставил ладонь к груди Назара, — мне, — ту же ладонь поднес к своей груди, — понравились.


В бухту медленно входила «Армань». Из-за мыса Астафьева сначала показался ухоженный, безукоризненно белый нос — подновленный до подхода к Находке. Потом полубак с надстройкой.

Разгневанный Венка увел глаза от ближайшего городского дома — увидел абрис баркентины, навигационный, установленный на мачте «Тафуина» локатор — два железных крыла, быстро наклонился к водителю: