Горечь рассвета - страница 9

Если не кривить душой, то Айс действительно был в нашем крысятнике авторитетной фигурой. Ой, простите-извините, в элитном отряде.

А если быть до конца откровенной, Айс и мне нравился. Не скажу, что прямо вечная любовь и бравурные марши в душе́, но нравился. А как он мог не нравиться, если высок, умён и блондинист до платиновости? Таких парней не часто встретишь — во всяком случае, не в моей реальности. Да, я любила и до сих пор люблю Айса, но не согласна ползать за ним на коленях, высунув язык и трясясь от восторга, как почти все девушки в нашем хламовнике. Ой, простите, опять забыла. Элитном, мать его, отряде — постоянно забываю, что после того, как Генерал пригрел нас, мы больше были не помоечными крысами, а очень даже элитными бойцами. Только сути это не меняет, как не называй.

Надо, наверное, рассказать, как я в этот самый отряд попала (читай "вляпалась"). Время пока есть, до утра далеко. Почему-то у меня такое чувство, что именно на рассвете, под первыми солнечными лучами стану вновь беззащитной перед Генералом. И тогда точно сдохну. Второй раз он не даст мне уйти. Ведь на этот раз со мной нет Айса. Но об этом потом, сейчас лучше просто рассказывать, чтобы не сойти с ума от ужаса и тоски.

Итак.

Мне было немногим больше недели, когда солнечным апрельским утром молодая монашка вышла за порог Монастыря св. Елены, с целью выбросить мусор в ближайшие контейнеры. Сестра Доминика была скромной барышней, глаз на прохожих не поднимала и, неся осторожно и смиренно мусорный пакет, наткнулась на странную коробку. Коробка шевелилась и пищала. Ну, само собой, коробка пищать и шевелиться не умеет, значит, в ней что-то лежит. Или кто-то. Котёнок там лежал или зайчик-барабанщик на батарейках сестра Доминика не поняла и, не справившись с любопытством, приоткрыла коробку. Любопытство — грех страшный, но сестра не так давно прошла постриг, поэтому кое-какие мирские привычки и недостатки до конца молитвами истребить не смогла, хотя очень старалась. Опустившись перед находкой на колени и заглянув внутрь одним глазком, Доминика вскрикнула, и чуть было не грохнулась в обморок. От постыдного падения рядом с мусорными баками сестру уберёг, как она потом утверждала не раз, божественный свет, озаривший лежащего в грязной коробке обкаканного и весьма сердитого младенца.

Совершенно нетрудно догадаться, что этим младенцем была я.

Сестра Доминика сначала искренне обрадовалась находке. Слыханное ли дело? Спасти младенчика от верной гибели! Не каждой выпадет такой шанс в жизни. Да за такое милосердный Боженька закроет глаза почти на все прошлые прегрешения — даже на те, на которые совсем закрывать глаза нельзя. Доминика возложила на меня большие надежды. Не иначе как душеспасительницей назначила. А я вот как-то не оправдала её ожиданий — по части спасения душ была совсем неопытная и даже вовсе профнепригодная.

Ну а что можно ожидать от человека, которого выбросили на помойку? Уж явно не того, что из него прольется свет на страждущие души. Сам факт моего существования не гарантировал даже излечения от геморроя, не говоря уж о душе.

И как-то очень быстро монахини во мне разочаровались. Хотя я вот думаю, что если человек не нужен был даже собственным родителям, разве можно надеяться, что другие найдут повод полюбить его? И в итоге я всем быстро разонравилась, даже нашедшей меня сестре Доминике, ведь постоянно чего-то требовала. То кушать, то спать, то гулять, а то, Господи Иисусе, на ручки. Это отвлекало благочестивых Христовых невест от праведных мыслей и добрых поступков. Они любили сирот, но только тех, которые совершенно ничего им не стоили, и о которых можно было заботиться лишь периодически, не сильно себя чем-то обременяя. Те, другие сироты — не такие, как я. Они лишены гордыни, кротки и рады любой ерунде, ведь главное для них — внимание. Сёстры навещали разные приюты по всей стране, даря любовь и улыбки всем страждущим. Только если бы кто спросил моего мнения, делали они это только потому, что так нужно и потому, что их снедала гордыня. Маленькие — опекаемые кем-то другим — сиротки ведь так прекрасны. Что же касается меня, то я скорее была камнем на их прекрасных душах. Забота изнуряла праведниц не хуже поста.