Гори, ведьма, гори! [Дьявольские куклы мадам Мэндилип] - страница 10

стр.

— Вы знаете, что нет, — ответил Брэйл.

— Конечно. Таким образом, кроме проблематичного шарика в крови, нет никакого признака метода. Поэтому мы не имеем абсолютно ничего конкретного, на чем мы могли бы обосновать теорию убийства.

Давайте рассмотрим второй фактор — возможность. У нас имеется сомнительная дама, бандит, уважаемая пожилая девица, каменщик, одиннадцатилетняя школьница, банкир, акробат, гимнаст. Самая разнообразная компания. Никто из них, кроме циркача, Питерса и дамы Дорнили, не имеют ничего общего. Как кто-нибудь, имевший возможность подойти так близко к бандиту Питерсу, чтобы убить его, мог войти в такой же тесный контакт с мисс Руфью Бэйли из Социальной регистратуры? Как мог человек, имеющий связь с банкиром Маршаллом, иметь нечто общее с акробатом Стенли? И так далее…

Понятна вам трудность положения?

Объяснить причины этих смертей — если это убийства, — нелегкое дело. Это требует наличия известных отношений между всей этой группой людей. Согласны вы с этим?

— Частично, — сказал он.

— Если бы все они были соседями, мы могли бы предположить, что они находились в сфере деятельности гипотетического убийства. Но они…

— Простите меня, доктор Лоуэлл, — перебил Рикори, — но представьте себе, что у них мог быть какой-то общий интерес, который ввел их в эту сферу?

— Какой же общий интерес может быть у таких разных людей?

— Один общий интерес ясно указан в этих письмах и в рассказе Мак Канна.

— О чем вы говорите, Рикори?

— Дети, — ответил он.

Брэйл кивнул: — Я тоже заметил это.

— Посмотрите письма, — продолжал Рикори. — Мисс Бейли описана как дама добрая, любящая детей. Ее доброта как раз и выражалась в том, что она помогала им. Маршалл — банкир — тоже интересовался детскими приютами. Каменщик, акробат и гимнаст имели своих детей. Анита сама ребенок. Питерс и Дорнили, по словам Мак Канна, «умирали по малютке».

— Но, — возразил я, — если это убийства, то все они совершены одной и той же рукой. Не может быть, чтобы все они интересовались одним ребенком или даже одной группой детей.

— Правильно, — сказал Брэйл, — но все они могли интересоваться одной какой-нибудь особой вещью, которая могла быть нужна ребенку или могла развлекать его и которую можно было достать в одном месте. Если бы можно было узнать, что это такое, мы могли бы выяснить что-нибудь, исследовав это место…

— Это стоит дальнейших размышлений, — сказал я. — Всё-таки мне кажется, что тут может быть всё проще. Дома, в которых жили эти люди, могли посещаться одним человеком. Убийца мог быть, например, радиотехником или страховым агентом, или сборщиком податей, или электротехником и так далее.

Брэйл передернул плечами. Рикори не ответил, он глубоко задумался и как будто не слышал меня.

— Послушайте, Рикори, — сказал я. — Мы зашли довольно далеко. Метод убийства — если это убийства, — неизвестен. Что дает возможность для убийства? — Нужно найти особу, работа, профессия (или еще что-нибудь) которой представляет интерес для всех восьми, и которая посещала их (или они ее), например, такую особу, работа которой имеет отношение к детям. Теперь о мотиве. Месть, выгода, любовь, ненависть, самозащита?.. Ни один из этих мотивов не подходит, так как опять мы упираемся в слишком разное социальное положение этих людей.

— А как насчет удовлетворения, которое может испытывать убийца, давая волю своей склонности к убийству, к смерти, разве это не может быть мотивом? — спросил Брэйл странно.

Рикори приподнялся на стуле, посмотрел на него с удивлением, затем снова опустился в кресло, но я заметил, что теперь он живо заинтересован.

— Я как раз и хотел рассмотреть возможность появления такого убийцы-маньяка, — сказал я сердито.

— Это не совсем то, вспомните строки из Лонгфелло:

«Я пускаю стрелу в воздух. Она падает на землю не знаю куда».

Я никогда не соглашался с тем, что автор в этих строках подразумевал отправку корабля в разные порты и его возвращение с грузом слоновой кости, павлинами, обезьянами и драгоценными камнями. Есть люди, которые не могут стоять у окна высоко над шумной улицей или на вершине небоскреба, чтобы не пожелать в душе бросить вниз что-нибудь тяжелое. Они чувствуют приятное волнение, стараясь угадать, кто был бы убит. Это чувство силы. Как будто он становится Богом и может наслать чуму на этих людей. В душе ему хотелось выпустить стрелу и представить в своем воображении, попала ли она кому-нибудь в глаз, в сердце или убила беднягу бродячую собаку. Теперь продолжим дальше это рассуждение. Дайте одному из таких людей силу и возможность выпустить на волю случая смерть, причину которой невозможно обнаружить, он находится в неизвестности и безопасности — бог смерти. Не имея никакой особой ненависти к кому бы то ни было персонально, он просто выпускает свои стрелы в воздух, как стрелок Лонгфелло, ради удовольствия.