Горькая правда. Преступность ОУН-УПА (исповедь украинца) - страница 21

Приведенное здесь, это всего лишь фрагменты событий, которые сохранились в моей памяти. Считаю, что описанное здесь мной, является результатом политики ПНР, которая сводится к построению однонационального государства. Не мое дело — критиковать эту политику, а ее проявлением являются официальные заявления и формулировки, авторы которых — руководители государства и партии. Достаточно того, что сошлюсь на речь кругов. И секретаря Е. Терека, который во время праздника дожинки сказал, что будет делить новый урожай так, чтобы хватило его "для всех поляков и полячек".

Дело национальных меньшинств ПНР относится к позорным, что не требует доказательств. Концепция однонационального государства реализуется с самого начала… Результатом такой политики является очень быстро прогрессирующая ассимиляция украинского населения…

В таких условиях я и моя жена… решили добиться разрешения на эмиграцию в Канаду…

Мои мероприятия в направлении получения паспорта на эмиграцию в Канаду связаны вот с таким инцидентом. Еще когда я работал младшим ассистентом на кафедре государственного права, я, изучая источниковые материалы, пришел к выводу, что СССР — тоталитарное, антигуманное государство, что это есть не что иное, как российская империя. У меня было много профессиональной литературы, изданной в Польше и СССР, в частности на Украине, предметом которой был государственный строй СССР. В 1977/1978 годах я написал два труда-эссе, каждый более чем на сто страниц машинописного текста: "Национальный вопрос в теории и практике СССР" и "Права человека в теории и практике СССР".

Зимой 1979/1980 годов я написал большое, более чем на 200 страниц, исследование п.н. "Очерк анатомии большевизма". В первых двух трудах, как видно из их заголовков, я раскрывал противоречие между советской теорией и практикой, в то время как в третьем, опираясь на анализ опубликованных документальных трудов, я доказывал, что зло большевизма началось с Ленина, а не как в семидесятых и восьмидесятых годах показывали, со Сталина. Как ни странно, я, опираясь на опубликованные в СССР труды, сумел доказать, что именно Ленин заложил фундамент централизованного российского государства, которое с 1922 года называлось СССР. Я привел ряд доказательств жестокой, иногда даже абсурдной и всегда антигуманной политики Ленина. А Сталин был лишь его, Ленина, больным безграничным самовластием, учеником, который стал тираном. Эти тезисы о Ленине я выдвинул во время, когда Иван Дзюба в своем труде "Интернационализм или русификация" ссылался на Ленина, отводил ему роль защитника украинцев, украинской культуры, языка и тому подобное. Однако тогда и там Иван Дзюба не мог иначе доказывать руссификационную политику КПСС-СССР.

Копии всех тех трудов я высылал в письмах в Канаду. Некоторые из этих писем попали в руки польской Службы Безопасности, которая напрасно искала их автора (я же не указывал своего адреса, а письма отправлял из разных городов Польши). Только тогда, когда я начал пытаться эмигрировать в Канаду, упомянутая С.Б. связала авторство перехваченных частей моих трудов с моей личностью. Здесь скажу, что моя профессия юриста, моя работа в прокуратуре в Яворе, юрисконсультом в райисполкоме, в адвокатуре дала мне в результате множество знакомств. Нельзя мне было не знать коменданта милиции, начальника Службы Безопасности, судей, прокуроров. Так вот, вследствие увязки моей личности с перехваченными письмами, дошло до разговора в воеводском отделении милиции — отделе Службы Безопасности. Должен сказать, что всегда разговаривали со мной учтиво. В то время начальником политического отделения был мой хороший знакомый полковник И.В. Поэтому во время разговора, майор, фамилии которого я не помню, показал мне перехваченные копии моего последнего труда и спросил: "Вы автор?". Я не отрицал. Возник между нами разговор, во время которого дошло до более- менее какого-то диалога:

— Вы в своем заявлении написали, что хотите эмигрировать в виду своей национальности, почему вы не едете в Украину?

— Господин майор, именно в это время идет сессия польского сейма. Каким языком пользуются на ней послы?