Горький пепел - страница 22

Люк доставил орудие к форту и снова поднялся в воздух, не оборачиваясь, хотя от голода уже мог и камень сгрызть. Но ничего, поохотится по пути. Нужно было лететь в Пески. Нории давал ему очень много, а времени с приближением врагов почти не оставалось.

Внизу, в утренних сумерках, показалась громада замка Вейн – он был темен, только редкие окошки светились на нижних этажах. Люк, помотав башкой, чтобы снять оцепенение, спустился ниже, завис перед окнами спальни Марины – они были открыты, но завешены голубыми шторами, расшитыми золотом, и змей, досадливо фыркнув, оставил мысль обернуться и заглянуть к супруге, и понесся дальше, набирая высоту. Промелькнули огни столицы герцогства – Виндерса, расположенного в восьмидесяти километрах от замка, – через несколько минут остались позади и земли приморского монастыря Триединого, находящегося в Рудлоге, а впереди, очень далеко, уже поднимались заснеженные пики Милокардер, сияющие золотом в рассветном солнце.

Теперь Люк летал в Истаил не над океаном, а через горы, сократив время пути вполовину. Поначалу он побаивался: Милокардеры были куда выше и опаснее Северных пиков, где его тренировал Луциус, и первый раз его чуть не швырнуло высотными воздушными потоками на склон. Он, конечно, рискнул снова, наловчившись ловить высокогорные ветра и ускоряться с их помощью. Но полет все равно занимал больше трех часов.

Остались позади и горы, где ему так и не удалось нормально поохотиться – на зуб попался только один козел, жесткий и такой старый, что, верно, нарочно вышел навстречу змею, дабы прекратить свое существование. Дальше пошла зелень Песков, и наконец Люк увидел белые купола и дома полуденного Истаила и через несколько минут опустился в парке дворца Нории. Обернувшись, с усилием потер глаза и, покачиваясь, зашел в беседку, где лежали оставленные сигареты. Ему хотелось есть и курить, а пачка была ближе, чем дворец.

Раздалось посвистывание, и в беседку впорхнула стайка анодари – туманных крылатых то ли котят, то ли четырехлапых совушек. Они закружились вокруг его светлости, рассеивая табачный дым. Люк следил за ними слипающимися глазами, вяло шевеля пальцами, – ветерок, послушный его воле, щекотал духов воздуха, те радостно взвизгивали, хватались за потоки ветра лапками, качались на них как на качелях. Так он и заснул – под свист анодари, с дымящейся сигаретой в пальцах, лицом на резном столике.

Крылатых воздушных духов Люк увидел в первый же день пребывания в Песках. После того как Люк встретил Нории с Ангелиной в Лонкаре, они втроем добрались в Истаил. И Владыка, уделив должное внимание супруге и государственным делам, пригласил его светлость прогуляться и заодно выяснить, чему обучен гость. Через полчаса дракон задумчиво посмотрел вслед очередному смерчу и рокочуще сказал:

– Тебе не хватает умений и точности, хотя сила твоя велика. Жаль, что у меня мало времени. Я покажу тебе то, что пригодится в бою. А если ты выиграешь войну – расскажу и остальное.

– Спасибо, – в очередной раз поблагодарил Люк.

– Мне это в радость, – ответил Владыка, сворачивая в апельсиновую аллею. – Пятьсот лет назад Змеев Воздуха среди белой аристократии было куда больше, несколько десятков. Сейчас ты один. Кровь разбавляется, способности к обороту пропадают. Туре нельзя тебя терять.

– А почему драконы не теряют эти способности? – поинтересовался герцог, разглядывая усеянные оранжевыми плодами деревья. Дух стоял свежий, цитрусовый, даже в носу защекотало.

– Мы потомки двух стихий, – Нории остановился, залюбовавшись цветущей изгородью, как звездочками покрытой алыми махровыми бутонами. – Поэтому способность к обороту есть у всех драконов.

– Берманы тоже все имеют вторую ипостась, – задумчиво пробормотал Люк. Дракон был бесценным источником информации и охотно ею делился, и герцог пообещал себе после войны обязательно прибыть сюда с визитом и послушать все, что может рассказать местный хозяин.

Нории улыбнулся, направляясь дальше по тропинке.

– По легендам, Михаил Бермонт, первопредок династии, был воспитан медведицей и жил со своей женой в облике медведя, поэтому у всех его потомков устойчивая способность к обороту. Но я думаю, дело еще и в том, что берманы – очень закрытый народ. Они женятся только на своих, очень редко – на человеческих женщинах или женщинах других стихийных родов. Поэтому их кровь так не разбавлена. Но хватит разговоров. Попробуй сорвать вот тот апельсин, брат.