Горная хижина - страница 5

стр.

Сайгё был верующим буддистом, как большинство людей его времени. Среди хэйанцев большим влиянием пользовалась необуддийская эзотерическая секта Сингон. Вероучение этой секты содержало элементы оккультной магии и мистицизма. Единственным спасителем признавался будда Дайнити (санскр.: Махавайрочана). Магия и шаманство глубоко вросли в быт, они практиковались и в исконной японской религии – синтоизме. Так, болезни лечили магическими средствами.

Гора Коя (в нынешней префектуре Вакаяма) почиталась священной у последователей Сингон, там находились чтимые храмы и подвизались отшельники.

Искать в природе таинственное, неизреченное, говорящее только сердцу, – разве не к тому же звала поэзия той эпохи, не в этом ли был смысл «югэн»?

В пятнадцатый день десятой луны 1140 года, двадцати лет от роду, Сайгё пошел на решительный шаг, требовавший большой силы воли. Он постригся в монахи, оставив вассальную службу и, по некоторым сведениям, семью: жену и маленькую дочь. Годы спустя Сайгё, как рассказывают, увидел свою жену, тоже принявшую постриг, и пролил слезы.

Уходя, он сложил прощальную песню:

Жалеешь о нем…
Но сожалений не стоит
Наш суетный мир.
Себя самого отринув,
Быть может, себя спасешь.

Последние строки допускают двоякое толкование: и религиозное, и житейское. Бежал ли Сайгё от опасности? Пережил ли какую-то личную драму, или душный мирок придворных ему опротивел? Мы этого не знаем. Вернее всего поэзия увлекла его в монашество.

Лирический герой «Горной хижины» – поэт-философ, влюбленный в красоту мира, добровольно избравший уединение, где он творит, «звуков и смятенья полн». Для Сайгё жизнь и поэзия нераздельны. Другие могли воспевать природу и одиночество во дворце столицы, только не он.

Пятьдесят лет прожил Сайгё в монашестве, но, по слухам, не пользовался особой славой как знаток священного писания и религиозный учитель. Его буддийские стихи не дидактичны. Мир для Сайгё полон грустной прелести и обаяния, он не в силах отринуть прекрасное. «Неразумное сердце» поэта улетает вслед за облаком, похожим на цветущие вишни.

Среди многих рассказов о Сайгё есть и такой.

Высокочтимый Монгаку, вероучитель секты Сингон, в свое время пользовавшийся большой славой, возненавидел Сайгё.

«Дурной монах! – говорил он про Сайгё своим ученикам. – Покинув мир, должно идти по прямому пути будды, как подобает подвижнику, он же из любви к стихам блуждает повсюду, сочиняя небылицы. Попадется мне на глаза – разобью ему голову посохом».

Однажды весной Сайгё пришел в монастырь и, полюбовавшись цветущими вишнями, попросился на ночлег. Монгаку пристально на него посматривал, к ужасу учеников, словно задумал что-то недоброе, но в конце концов, оказав ему вежливый прием, отпустил с миром.

Ученики полюбопытствовали, почему он так кротко обошелся с ненавистным Сайгё.

«Глупцы! – отвечал Монгаку. – Взгляните на его лицо. Ударить такого? Как бы он сам не хватил посохом меня, Монгаку».

В легендах Сайгё всегда выступает как человек, исполненный достоинства и силы. Когда феодальный вождь Минамото-но Ёритомо подарил ему серебряную курильницу в виде кошки, Сайгё бросил ее детям на дороге: «Вот вам игрушка!» Он не просто бродячий монах, он ведет себя как власть имеющий, и эта власть над людьми дарована ему поэзией.

Вечным скитальцем вошел Сайгё в поэзию и легенду. Так его изображает, например, знаменитый художник Сотацу (XVII в.): вот Сайгё глядит на гору Фудзи, вот он бредет под осенним бесконечным дождем…

Первые лет семь после своего пострижения Сайгё провел невдалеке от столицы. Хэйан (Киото) лежит в окружении гор. На горах Западных, Восточных, Северных стояли в самых живописных местах знаменитые буддийские храмы-монастыри. Сайгё переходил из одного в другой, видимо, не подчиняясь монастырскому уставу, как свободный гость. Следует отметить, что во времена междоусобиц монастыри были хранителями культуры.

Текст предоставлен ООО "Литрес".