Город энтузиастов (сборник) - страница 2
Ночи не было. От рассвета до первых вспышек искусственных солнц, от первых вспышек искусственных солнц до нового рассвета над мировой столицей торжествовал непрекращающийся день.
Заученным за долгие годы путем, точно измеренным в шагах, аршинах, милях и сантиметрах, неторопливой походкой аккуратного чиновника Локшин шел на службу в животноводческий отдел Госплана. Его рассеянный, скучающий взгляд не останавливался ни на чем.
Выраставшие один за другим стеклянные небоскребы, перекидные мостки, опутавшие переполненные движением улицы, покачивающиеся в зеленовато-сумрачном небе, продолговатые луны, лощеный паркет тротуаров, автоматы-газетчики, выкрикивавшие сиплым радиоголосом сенсации только что полученных через пневматическую почту газет, хвостатые кометы поездов подвесной дороги, – все это он уже давно перестал замечать.
Задержанный на мостках, он спустился к Советской площади, и здесь у возвышающегося перед памятником Свободы маяком, на подножии которого в золотой вязи букв можно было прочесть скромное имя академика Загородного, остановился, заметив нечто необычное на этой обычной для него дороге.
На площади, напирая друг на друга и заглядывая через плечи и головы соседей, подобно Локшину, остановились сотни таких же, как и он, занятых своими делами пешеходов. Матовый экран, предупреждая любопытство переменчивой толпы, черными нетвердыми буквами объяснял причину необычного скопления.
– Испытание калориферов инженера Винклера. Товарищи, не нарушайте движения.
А над экраном сноп брошенных из Охотного ряда темных лучей яростно рекламировал:
– О калориферах инженера Винклера читайте в «Голосе Рабочего».
– «Голос Рабочего» – выпуск утренний, выпуск дневной, выпуск вечерний, выпуск ночной, экстренные добавления.
И дальше, заканчивая рекламу, красовалась ярко-красная морда зубастого длинноголового зверя с лаконической под ним надписью:
– На год – пять рублей, на полгода – два пятьдесят. Состав сотрудников тот же.
Локшин протиснулся через толпу и, держа над головой портфель, нетерпеливо расталкивал любопытных, пока, наконец, барьер не остановил его настойчивого продвижения.
Отсюда было видно все: наспех установленная передвижная трибуна, облепившие ближайшие к трибуне столбы и карнизы фотографы и кинооператоры, группа медлительных людей на подмостках, несколько блестящих цилиндров представителей дипломатического корпуса, дежурящий у трибуны милицейский автомобиль.
За трибуной над невысокой бетонной постройкой, усеянной изоляторами, вспыхивали синеватые, почти невидимые при свете ночных солнц короткие молнии. Высокий плечистый человек с большим, упрямым лбом, с холодными глазами, с тяжелыми под ними преждевременными складками, – Локшин узнал в нем одного из виднейших членов правительства. – говорил в решетчатый круг:
– Опыты инженера Винклера, – услышал Локшин металлический от микрофона голос Куйбышева, – большого практического значения пока не имеет. Но тем не менее мы решили предоставить все необходимые средства для постановки их в широком масштабе. От имени правительства СССР позвольте мне поздравить вас с новым прорывом в будущее, потому что эти несмелые опыты предвещают нам грандиозный переворот в хозяйстве нашей страны…
Рядом с Куйбышевым, туго стянув кушаком романовский полушубок, мужиковатый и крепкий академик Загородный разговаривал с прямым, как натянутая струна, посланником Соединенных Штатов Америки. Несколько правее, флегматично посасывая трубку, по-матросски засунув руки в карманы мохнатого пальто, стоял Сибиряков. Рядом с Сибиряковым Локшин увидел Ольгу и почти инстинктивно попятился назад, тщетно стараясь преодолеть сопротивление напиравшей толпы. Ольга торопливо шепнула о чем-то Сибирякову, и тот, не стесняясь ни торжественных дипломатов, ни неподвижно застывших на трибуне; профессоров, громко крикнул:
– Локшин, полезай сюда!
Локшин покорно отделился от толпы и под внимательными взглядами, бросаемыми на него и с трибуны, и с площади, слыша за спиной беглый шопот: «Тот самый», неумело перелез через барьер и взошел на трибуну.
– Ты чего это саботируешь'? – ласково улыбаясь, сказал Сибиряков. – Нехорошо, Локшин, нехорошо! Небось, когда завод «Вите-гляс» открывали, ты не прятался.